...начинают и проигрывают

Секретарь, никакой, конечно, не старый и совсем не сгорбленный, тоже сидел в пальто. На письменном столе лежала ушанка, почему-то придавленная сверху пресс-папье, словно по комнате гулял ветер и мог ее снести на пол.

— Товарищ секретарь райкома, гвардии лейтенант

Клепиков…— начал я по армейской привычке и запнулся: какой же я гвардии лейтенант!

— Да ладно!— Он чуть приподнялся, протянул руку.— Моя фамилия Гравец,— произнес отчетливо, почти по складам.— Познакомьтесь, товарищи!

Тут только я заметил, что в кабинете мы не одни. Слева от меня, почти у самых дверей, сидел полный мужчина с широким скуластым лицом. Значит, верно: они ждут, никакая не «старая школа».

И сразу подумалось: этот по мою душу! Откуда? С завода? Со стройки?

Свою фамилию, в отличие от секретаря, он назвал невнятно, да и что она бы мне сказала? И по внешнему виду тоже ничего не определишь. Легко было Конан-Дойлю: сначала придумать всякие признаки профессии или характера, а уж потом по ним конструировать мгновенное «узнавание». Так бы и я сумел выйти в Шерлоки Холмсы! А что здесь узнаешь, если стоит перед тобой мужчина лет сорока — сорока пяти, тоже в пальто, как и секретарь, улыбается приветливо, жмет твою руку своей мягкой, но, чувствуется, сильной рукой и, так же как ты, на него, глядит на тебя во все глаза. Тоже, наверное, думает: ну-ка, что за подарочек преподнесла мне судьба в обличьи бывшего лейтенанта Красной Армии?

— Садитесь!

Секретарь указал на черное кожаное кресло рядом с письменным столом. Посреди сиденья резко выделялась аккуратная коричневая заплата. Мне понравилось: вот правильно, хоть война и точно такого материала не достать, а все равно должен быть порядок.

У себя в роте я тоже требовал порядка; ну пусть ничего нельзя было сделать с подворотничками и почти ничего с бритьем, зато за минометы я давал разгону. И когда ребята ворчали, что, мол. не все ли равно, из каких труб лупить по фрицам, из чищеных или закоптелых, они все равно не обидятся; старшина Филарет Егорыч, дед Бульба, как его звали в роте за почтенный возраст и крепкое сложение, всегда шуткой смягчавший мои, может быть, излишние строгости, убеждал обиженных: «Вот к тебе, скажем, гости заявились, из какой посуды их потчевать станешь? Из чугунка замаранного? Из черепка псиного?… Вот и хрицы. В гости пришли, так и подавай им гостинцы из самого что ни на есть чистого!»…

Жду. Кошусь на того, у двери.

— Ну, как жизнь?

Секретарь понимает, конечно, мое состояние, начинает с подходцем, издалека.

— Ничего, спасибо. Бьет ключом… И все больше по голове.

— Вот как! А мне говорили — по ноге,— улыбнулся секретарь.

О, да он не сухарь!

— А они взаимосвязаны, как все в природе,— ото звался я ему в тон.— По ноге стукнуло — голове новые заботы.

— Насчет диалектики товарищ явно подкован, а, Василий Кузьмич?— обратился секретарь к молчавшему третьему. И сразу опять ко мне:— Вот, продаю тебя, лейтенант. Кто дороже даст.

Он встал, и сразу же бросилась в глаза его левая рука, которая до тех пор была от меня скрыта столом. На руке чернела перчатка. Протез!

Фронтовик! Свой!

Секретарь заметил мой взгляд.

— Да,— он торопливо, словно смущаясь, завел руку за спину.— Меня тоже… ключом.

— Случайно, не на Северо-Западном?— поинтересо вался я.

— Финляндия. Еще в тридцать девятом. Ранение ерундовое, да потом обморозил… Твое слово, Василий

Кузьмич!

— Я-то за!— отозвался тот от двери.-Да вот он сам как?

— Ну, он тоже — за!— покосился на меня секретарь.— Работа интересная, ответственная.

Отвергая кота в мешке, я решительно покачал головой:

— Нет, так не пойдет. Вы сначала все разъясните.

И потом, есть одно соображение…

Я имел в виду Арвида. Решено вместе с ним — и точка!

— Куришь?

Секретарь вынул расшитый кисет, пачку тонкой папиросной бумаги.

— Нет, спасибо.

Он нарочно тянет. Не уверен, что я соглашусь? Значит, что-то такое — не слишком соблазнительное.

Одной рукой, прижимая кисет к груди, он быстро и ловко свернул цигарку, закурил. Снова опустился на свой секретарский стул.

Спросил неожиданно строго и официально:

— В Московском юридическом учился?

— Один курс.

— Почему ушел?

— Война.

— Причина уважительная… А вообще, как это дело — нравится?— продолжал расспрашивать секретарь.

Вон куда он гнет! Я сразу припомнил, что у нашего третьего, у Василия Кузьмича, когда он со мной здоровался, на миг мелькнул из-под расстегнутого пальто кусочек чего-то белого на плече,

— Вообще, да.

— Ну вот и договорились!— Секретарь глубоко за тянулся и, подержав дым в легких, с видимым удовольствием пустил его через ноздри.

— Но ведь и знать что-то надо, а я все перезабыл.

Разве одно только определение.— Вспомнив, я не удержался от улыбки, пояснил:— Преподаватель уголовного права заставил вызубрить. В наказание за не вовремя сданный зачет.

— Ну-ка, ну-ка!— почему-то заинтересовался Василий Кузьмич, даже встал, подошел ближе, остановился рядом в ожидании.— Давайте, тут уже по моей части.