Начать сначала

Роберт вспомнил о бинокле на столе у Бена и сходил за ним. Фигура оказалась Эммой Литтон. Ее длинные черные волосы развевались по ветру, одета она была в белый махровый халат, а тащила ярко-красную доску для серфинга; ветер рвал доску у нее из рук.

— Надеюсь, вы не плавали?

Эмма, сражаясь с доской, еще не увидела его и испуганно вздрогнула, услышав его голос, бросила на песок доску и подняла голову. Ветер трепал мокрые пряди ее волос.

— Конечно, плавала. Господи, как вы меня напугали! И давно вы тут?

— Минут десять. Интересно, как вы предполагаете поднять доску по лестнице?

— Как раз об этом и думала, но поскольку вы каким-то образом оказались здесь, проблема решена. Под кушеткой лежит веревка. Киньте мне один конец, я обвяжу доску, а вы ее поднимете.

Распоряжение было исполнено. Роберт втащил доску через открытое окно, а следом за ней появилась и сама Эмма. Лицо, руки — вся она была облеплена песком, и ее черные ресницы казались игольчатыми, как лучики у морской звезды.

Эмма стояла на коленях на кушетке и смеялась.

— Надо же, как повезло! Что бы я делала? Чуть доволокла доску по берегу, да еще поднимать по лестнице!

Под слоем песка лицо у нее было синее от холода.

— Спускайтесь, надо закрыть окно… ужасно холодный ветер. Вы умрете от пневмонии! — сказал Роберт.

— Не умру. — Эмма спустилась на пол и наблюдала, как он свертывает лестницу и закрывает окно. Оно закрылось, но все равно сквозняк сек как ножом. — Я человек закаленный. Когда мы были детьми, мы в апреле всегда начинали купаться.

— Но сейчас не апрель. Сейчас март. Зима. Что скажет ваш отец?

— Да ничего не скажет. День сегодня просто потрясающий, а я надышалась этой краски… вы заметили мою премилую чистенькую стенку? Одно плохо — по контрасту с ней вся мастерская еще больше стала похожа на трущобу. Да и к тому же я не плавала, а каталась на доске, меня согревали буруны. — И затем, не изменив выражения лица, спросила: — Вы пришли к Бену? Он в «Неводе».

— Да, я знаю.

— И как же вы узнали?

— Потому что оставил там с ним Маркуса.

— Маркуса? — Она удивленно вскинула резко очерченные брови. — И Маркус тоже приехал? О, значит, какое-то серьезное дело.

Она зябко повела плечами.

— Наденьте что-нибудь на себя.

— Я в порядке. — Она пошла к столу за сигаретой, закурила, потом легла на спину на старую софу, положив ноги на подлокотник. — Вы получили мое письмо?

— Получил. — Эмма заняла собой всю софу, и сесть ему было некуда, разве что на стол. Так он и сделал, спустив на пол кипу журналов. — Пожалел вашу шляпу.

Эмма засмеялась.

— Зато порадовались, что Бен меня встретил?

— Конечно.

— Просто поразительно, как все хорошо. Даже не верится! И он, правда, доволен, что я здесь.

— Я нисколько не сомневался, что так и будет.

— Ах, не начинайте говорить любезности. Вы же отлично знаете, что сомневались. Когда мы завтракали в тот день, ваше выражение лица… вы были полны скептицизма. Но, честное слово, все очень хорошо складывается. Я веду хозяйство, и Бен не должен мне платить за это и думать о таких пустяках, как мои выходные дни. Не надо ни о чем беспокоиться. Он и не догадывался, что жизнь может быть такой простой.

— О Кристофере что-нибудь слышно?

Эмма повернула голову и посмотрела на него.

— Как вы узнали о Кристофере?

— Вы сами мне сказали. У Марчелло. Помните?

— Ну да, помню. Нет, никаких вестей. Но теперь он должен быть в Брукфорде, репетиции, наверно, в самом разгаре. У него и времени нет написать. А у меня тут дел невпроворот: навожу порядок в коттедже, готовлю и так далее. Не верьте людям, которые утверждают, что художники питаются пищей небесной. В Бене сидит жуткий обжора.

— Вы рассказали ему, что встретились с Кристофером?

— Боже упаси! Чтобы все испортить? Я даже имени его не упомянула… А знаете, этот твидовый костюм вам очень идет. В Лондоне, когда я увидела вас в первый раз, в темно-сером костюме, застегнутом на все пуговицы, я подумала: это не ваш стиль. Когда вы приехали?

— Вчера под вечер. Мы переночевали в «Замке».

Эмма состроила гримасу.

— Пальмы в кадках и кашемировые кардиганы. У-у!..

— Там очень комфортабельно.

— От центрального отопления у меня начинается аллергия. Не могу дышать.

Она загасила сигарету, сунула окурок в переполненную пепельницу, сбросила ноги с софы и, развязывая на ходу пояс халата, направилась к окну. Достала из-под подушки сверток одежды и, стоя к нему спиной, начала переодеваться.

— Почему вы с Маркусом приехали вместе? — спросила она.

— Маркус не водит машину.

— А на что поезда? Но я не об этом…

— Понимаю. — Роберт взял из стеклянной чаши китайское яйцо и стал перекатывать его из руки в руку, как арабы перебирают «четки для нервных». — Мы приехали, чтобы уговорить Бена снова поехать в Соединенные Штаты.

Неожиданно налетел сильный порыв ветра. Он прорвался над закрытыми окнами в мастерскую, проник во все щели, загремел на крыше, как будто по ней проехал поезд. Чайки с криками взлетели со скал и закружились в небе. И туг же стих, так же неожиданно, как и налетел.

Эмма сказала:

— Зачем ему нужно опять туда ехать?

— На ту самую ретроспективную выставку.