— Этого не может быть, госпожа, этого не может быть…
— О чем ты? Позови ко мне служанок; ты устала, я тоже. Поди поешь и выспись!
Сита опустилась перед царицей на колени:
— Прости меня, госпожа, прости меня… Похититель охотился не за твоим ребенком, или, скорее, похитительница…
— Похитительница? О чем ты?
— Охотились за твоей силой, госпожа. Пуповину украли…
Мохини, как сумасшедшая, мчалась по длинным коридорам зенаны. Задохнувшись, она остановилась на пороге комнаты Сарасвати.
— Должна ли я рассказать ей? Она, наверное, так утомлена…
Она не заметила, что думает вслух. Перед ней вдруг появился Мохан.
— Мохини, если ты знаешь что-то такое, что поможет отогнать зло, то нужно рассказать.
Мохини от неожиданности вздрогнула.
— Так ты усилишь защиту, Мохан?
— Похитители могут напасть еще раз!
— Похитители… Или похитительницы?
— Говори, я приказываю. Но не царице. Иди сюда. Она спит. — Брахман подтолкнул Мохини в угол. — Первая супруга, не так ли?
— Как ты догадался?
— Мохини, я угадываю, что думают звезды, боги, люди, звери, даже растения. Что бы стало с нашим миром в эру Калиюги, если бы не осталось на земле существ, способных предчувствовать?
— Женщины тоже иногда предчувствуют, — сказала Мохини. — Я уже давно подозревала. Но то, что произошло теперь… Это такой ужас, такой ужас! Нет, я даже представить себе такого не могла. Я думала, что это какая-нибудь сумасшедшая неприкасаемая, что такие преступления могут совершать только женщины низких каст!
— Ненависть поражает и брахманов, и кшатриев, Мохини.
— Мохан! Я еще не пришла в себя. Этот запах… Я не могу больше! Она даже не пряталась, представляешь? Она все приготовила сама.
— Ни одна служанка, даже самая злобная, не согласилась бы сделать это. Но успокойся. Время от времени такое случается. Уже два или три раза в Годхе бывало, что ревнующая женщина крала и съедала пуповину сына своей соперницы. Первая супруга думает, что это вернет ей плодоносную силу, и может статься, так и случится. Видишь ли, Мохини, брахман, дух чист, вечен и неизменен. Боги же уже загрязнены преходящими поступками, их могущество может проявляться и в жестокости. Кали, как и Кришна, не лишена страсти. И это хорошо.
Мохини пожала плечами.
— А теперь успокойся, — продолжал брахман. — Ни слова Сарасвати. Пусть ей скажут, что повитуха ошиблась, что она забыла, как я позвал служанку, что ритуал был выполнен, как положено. Первая супруга на время успокоится; она теперь будет думать только о том, как бы еще раз залучить раджу на свой чарпаи, а я сделаю так, что он не останется равнодушным. Тем временем Сарасвати и ее сын наберутся сил. Иди поторопи служанок, пусть ей принесут кувшин имбирного молока, пирожки со жженым сахаром и миндалем. Успокойся, Мохини.
Молодая женщина, еще не оправившаяся от волнения, не смогла улыбнуться в ответ. Она поправила складки своего сари и тихо сказала:
— Я успокоилась. Я буду молиться Кришне.
— Это мудрое решение, Мохини.
Она пошла прочь по коридору, и вид у нее был разгневанный.
«В эту ночь луна еще останется полной, — подумал брахман. — Я пойду в Янтар-Мантар».
Чистая формальность. Он знал, что звезды подтвердят расчеты, сделанные в час рождения.
Вот уже двадцать месяцев брахман пребывал в неуверенности. Царица еще не успела отпраздновать свое выздоровление после родов, когда подле ее сына, лежавшего на разложенных на мраморе подушках, появилась королевская кобра внушительных размеров. Она не тронула ребенка. Сарасвати запретила убивать ее; она увидела в этом доброе предзнаменование:
— Когда я была ребенком, меня тоже оберегала королевская кобра! Когда Дели захватили враги, я спаслась в числе немногих. Этому ребенку не повредит ни железо, ни огонь…
И Сарасвати взяла младенца на руки, не слушая ничьих советов и удивляясь лишь тому, что у него такая бледная кожа и удивительно светлые глаза.
— Ты ничего не говоришь, брахман, ты, который знает все о людях и зверях?