Наблюдатели

Потом стащил бесчувственную девушку на пол, широко расставил ноги и помочился ей на живот… Стряхнул.

– Еще? – спрашивает Жан, словно какой-то крупье, и я ловлю себя на том, что ненавижу в этот миг все: и Женьку, и Микрова, и даже любимого своего человека.

– Еще, – твердо соглашаюсь я.

19

Уфология – одно из проявлений религиозности, правда, в отличие от Бога, инопланетяне все-таки могут существовать. Именно это и ужасно. Любой верующий и молящийся где-то в глубине своей прекрасно понимает, что никакого Бога нет, в виде реального существа, и вера его – суть поклонение идее. Но в данном случае все совершенно наоборот. Они – какие-то чудовищные, непостижимо курсивные ОНИ – действительно могут существовать.

О, я знал, что со мной рано или поздно произойдет что-то в этом роде. Что я окажусь в центре неких значительных, совершенно невероятных событий. Похоже, я знал это еще с детства, с той самой ночи, когда мне приснился пророческий сон, с того самого возгласа:

– Курей не будя! – каким бы смешным все это ни казалось тогда.

Итак, гемоглобин, который содержится в крови моей дочери – это вовсе не гемоглобин. Ее белковая ткань – это не белковая ткань. Вещества, которые накапливаются в ее жировых отложениях, не имеют ничего общего с жирами. О том, кто она, и каким образом существует, не выдвинуто пока ни одной гипотезы. Ясно лишь одно: «Юлия» – это все же моя дочь. Как это ни дико звучит, но существо, которое даже не дышит кислородом, то есть, не усваивает его посредством легких, которых, кстати говоря, у «Юлии» и вовсе нет, – это существо просто-напросто моя дочь и все. В таком случае, возникает совершенно справедливый вопрос: кто же тогда ее мать?

20

Кто ты, Микров? Выходит, что, прожив с тобой столько мучительных лет, я и вовсе не узнала тебя?

Я думала, что ты чистый, а ты грязный.

Я думала, что ты честный, а ты лгун.

Я думала, что ты верный муж, рогоносец величавый, а ты кобель паршивый, скотина ты.

Я думала, что ты простачок, а ты хитрец.

Я думала, что ты гений, а ты злодей.

Я думала, что ты скромный, стеснительный, а ты, оказывается, так гнусно разнуздан, так мерзко развращен.

Я думала, что ты хочешь только меня, а ты…

Я думала, что ты любишь меня, а ты…

Мне очень плохо. Я чувствую себя размазанной по стенке. У меня будто что-то отняли, как отняли любимую игрушку, как отняли когда-то ребенка…

Вот, как бы и нет уже милого, карманного Микрова, резинового Микрова с дырочкой, которым можно свистеть…

– Мы сделаем это, – сухо говорю я.

– Не мы, моя детка, а ты, – говорит Жан.

– Как я это сделаю? Задушу его во сне? Проткну ему ухо шампуром для шашлыка?

– Ну, не кипятись!

– Утоплю его в горячей ванне? Нападу за углом в черной маске?

– Да брось ты дуру валять! Он просто отравится левой водочкой и все.

– Да? А где он ее возьмет?

– Купит в какой-то палатке.

– Ее попытаются идентифицировать, что тогда?

– Что попытаются?

– Определить, где он ее купил.

– Палаток в Москве – море разливанное. А водочка будет настоящая.

– Как это – настоящая?

– Элементарно, Ватсон! Один мой знакомый как раз недавно попался с водочкой, которая содержала цианиды. Два бомжа подохли прямо у него за палаткой. Поставщиков, разумеется, не нашли. Но водка эта по всей Москве разошлась, и менты ее знают. Так что, Микров мог эту водку в любой палатке купить.

Жан открывает шкафчик и достает бутылку водки, завернутую в яркий, подарочный пакет.

– Непроданный товар пришлось уничтожить. Я ему помогал с машиной. Ну, прихватил бутылочку на всякий случай…

Жан крутит бутылку в воздухе, забалтывает, с гулким стуком ставит на стол.

– Видишь, здесь даже змея-горыныча нет! – восклицает он.

– Кого нет? – удивляюсь я.

– Горыныча! Это когда водочка настоящая, то внутри крутится такой водоворотик, его змеем-горынычем зовут. А если это не водка, а бавленный спирт, то вместо горыныча там просто болтаются пузырьки. Смотри!

Жан берет бутылку и снова трясет ее. Я смотрю на эти взбалмошные пузырьки, и мне становится горько на душе.

– Все это хорошо, – говорю я. – Только Микров не будет пить эту водку. Он пьет только водку «Привет», кристалловского завода, или даже коньяк. Дешевый, конечно, но все-таки коньяк.

Жан смотрит на меня хитро, торжественные искры светятся в его глазах.

– А он и не будет пить эту водочку. Ты купишь бутылку «Привета» и перельешь эту водочку туда. Когда он выпьет, ты перельешь обратно, а «Привет» выбросишь в мусоропровод. Ну и… Привет!

Я грызу ногти. Возражаю:

– Есть еще одна деталь. У нас в жизни ни разу не было такого, чтобы я сама купила ему водочки.

– Да? А если ты пришла домой, стала доставать всякие продукты из пакета, невзначай достала бы эту водочку, и он бы спросил: чего это ты? А ты бы сказала: вот, подруга просила купить. А он, как алкоголик, не вытерпел бы и выпил ее… Ведь у него водка и часа простоять не может, ты же сама говорила!

– Только если она открытая. А запечатанная бутылка может и несколько дней простоять.