Наблюдатели

Я формулирую это осторожно, примерно так: За последние десятилетия мир переходит к новому матриархату. То, чего не было несколько тысяч лет. Время, в котором наивысшее значение будут иметь женщина и подросток. И наинизшее – мужчина.

Ну, а на бытовом уровне: безработный мужчина, который не может понять, почему у него ничего не получается. Мужчина, которого бросила жена. Мужчина, который почему-то работает в фирме, где все, кто по чину выше – женщины и тинэйджеры. Женщина, которой почему-то разонравился секс. Или юноша, который считает себя гением, хотя – на самом деле он – один из многих. Или женщина, которая думает, что произвела какую-то там индивидуальную эмансипацию, а на самом деле – она давно превратилась в мужчину. Но самое-то страшное, когда генералы, высокие чиновники превращаются в женщин или детей.

Никто не примет, как любой безумец, своего безумия. И каждый решит, что из мужчины в женщину или подростка превратился среди нас один Микров. И это как бы его личная болезнь, его безумие. А в мире все идет нормально. Остается незыблемым патриархат. Как и тысячу лет назад.

Особенно трудно убедить в этой истине эмигрантов. Ибо они переехали в другой мир. И изменение этого мира они принимают за постепенное познание этого мира. Да и люди вообще думают, что изменение мира – это на самом деле их возраст. И начинают старую песню о том что вот, всегда был конфликт между поколениями, и мы тоже ходили в джинсах, а родители в штанах…. И даже я не отрицаю, что все это мне просто кажется. Что качественный скачок нашего мира – это иллюзия.

Но все-таки. Освенцим – это чудовищный итог мира патриархата. А террористки-смертницы – это первые, ярко заявленные симптомы мира женщин и детей.

97

…и все это вместе взятое – прерогатива темного, обделенного информацией, преимущественно, женского сознания.

За что я не люблю женщин?

За то же, за что не люблю дураков.

98

Я изнываю, я хочу, я дрожу…

Я кусаю губы, встаю на мостик, как перевернутый жук-попрыгунчик…

Был в детстве такой жук, он прыгал, щелкая головой, словно пружинкой. Один раз я убила такого жука. И плакала потом. И я знаю, за что убила его.

Я смеюсь:

– Жанчик, что ты там делаешь, за ширмой? Может, включаешь скрытую камеру? А потом на какой-нибудь канал продашь, бизнесмен? Ну, иди же ко мне!

– Да, блять! Гандон не могу найти, мать его…

Милый мой мальчик…

99

Почему я так ненавижу молодых – их бритые головы и квадратные рты? Я им завидую? Вовсе нет. Я не завидую, скажем, моим аспирантам, у которых вся жизнь впереди, как научная, так и просто – жизнь… Это целеустремленные мальчики, бедно одетые, живущие черт знает где и как, все свое время проводящие в «Кошке», все трое похожи друг на друга даже внешне, и, по крайней мере, из одного – выйдет настоящий зубр науки.

Я не завидую молодости как таковой – просто она наглядно, словно некий живой график, показывает общую деградацию человечества, вектор, противоположный прогрессу. Вопрос – развивается или деградирует человечество – закрыт для меня. Только постоянным нравственным падением можно объяснить извечный конфликт между отцами и детьми, между молодостью и старостью. Если бы в мире шел обратный процесс, то взаимоотношения между поколениями были совершенно другими…

100

Я убила этого жука за то, что он слишком много на себя брал. Жук не должен прыгать – он не кузнечик. Но я плакала потом, потому что мне всегда было жалко насекомых, которых убивали в Марьиной роще мальчишки. Их было более жалко, чем мальчишек самих, и я желала смерти этим мальчишкам. Впрочем, многие из них умерли молодыми: кого в девяностые убили, кто от водки сгорел.

Был такой Витя Пименов. Он ловил божьих коровок, а потом созывал девчонок – смотреть. У него была малиновая пилотка с кисточкой, и он говорил, что он – палач. Она клал божьих коровок на красный кирпич, десяток или больше, и растирал их сверху другим кирпичом. А мы плакали, терли кулачками глаза. Думаю, как садист этот Витя Пименов не убийством наслаждался, а слезами. Он стал каким-то средней руки бизнесменом, был зверски истерзан и убит за долги. Не знаю, плакала ли его жена, и кто ее слезами насладился.

101

Задним числом запоздало начинаю понимать, что сталинские соколы и орлы, уничтожая врагов народа, были по-своему правы: надо только ясно и обоснованно сформулировать, кого можно считать врагом народа и почему, понять, что такое народ вообще, и какой имеется в виду народ.

Народ ненавидит интеллигенцию, поскольку она мешает ему жить, навязывает мораль и право, тычет его носом в собственное дерьмо.

Так называемый интеллигент действительно является врагом народа, потому что он, по определению, промышляет истину, а истина, безусловно, является врагом человечества.

За истину никто тебе не скажет спасибо. За истину тебя только убьют.

102