Ахаханаврак, заведовавший сбором развединформации, поднялся, оправил китель, прочистил горло и хорошо поставленным голосом начал:
— Братья! По агентурным данным, разложение проклятых Загорных княжеств, подтачиваемых изнутри и сокрушаемых снаружи напором прогрессивных сил, вот-вот перейдет в полный крах. В религиозном угаре так называемые рыцари, доверившись распускаемым маньяком по имени Кукылин слухам, собирают войско, во главе которого должен стать мифический Горм, Одинокий Мститель, некоторыми отождествляемый с мифическим же Пупихтукаком. Обманом и посулами Кукылину удалось зазвать в свою так называемую армию от тридцати до пятидесяти человек. Стонущие под тяжким игом феодалов рабочие и крестьяне объединяются в отряды и жгут рыцарские усадьбы. За последние три дня освободительная война перекинулась из княжества Укивак в соседнее Напакутак. Вождь повстанцев Накасюналюк…
— Из нас-то не делай идиотов, брат! — поймав недовольный взгляд Нагруасека, заметил Виютку. — Накасюналюк будет вождем повстанцев в завтрашней газете, а пока пусть остается бароном! Давай, брат, факты для серьезных людей!
— Изволь, брат, — Ахаханаврак нехорошо улыбнулся. — Во-первых, в том, что ты сделан идиотом, вини своего отца. Во-вторых, то, что Накасюналюк барон, не мешает ему объективно действовать на руку прогрессивным силам, расшатывая устои Загорных княжеств. А вот то, чего вы, братья, точно не увидите в завтрашней газете, это новости не из-за гор, а с нашего запада, которые не мне бы вам рассказывать.
У Виютку отвисла челюсть.
— Я надеялся, что это сделает покойник Калюк, братья! после его смерти я думал, Виютку, должен рассказать, но он, я вижу, в одной шайке с Калюком!
— Не распускай язык, сучий потрох! Я только что назначил его! — произнес Нагруасек.
— А он только что предал тебя, старший брат! — со слезой в голосе вскричал Ахаханаврак. — Он скрыл, что позавчера некто расконвоировал колонну жен и детей изменников, следовавший в лагерь на исправление. Я недаром держу агентуру и по эту сторону гор, ибо сказал мудрый Ратратрымырг: от друга жди измены!
Нагруасек нажал кнопку на внешней стороне подлокотника своего кресла.
Из задрапированной ниши в стене вышли двое в черных халатах.
— Взять и допрашивать, пока не выдаст сообщников, — кивнул Нагруасек на Виютку. — Ахаханаврак! Дальше!
— Есть, старший брат! Собаки перебиты, охрана разбежалась и несет околесицу. Это произошло на нувукакском тракте близ опорного пункта двадцать три. Связь с опорным пунктом потеряна.
— Десант с той стороны?
— Исключено, старший брат. Последние два дня ни один самолет там не поднимался в воздух. Измена, старший брат, измена!
— А что за околесицу несла охрана?
Ахаханаврак развел руками:
— Как в старинной тюремной песне поется,
— Всех расстрелять. А особенно автора песни.
— Да этой песне уж двести лет!
— Это с него вины не снимает! Расстрелять!
— Да его тогда же и расстреляли!
— Тем более!
Бронетранспортер пробирался по лабиринту переулков, срезая углы зданий, осыпавшиеся пластами плохо обожженного, бледного кирпича и хлипкой штукатурки. Из пролома на месте, где крепилась передняя башня, наполовину торчал труп в обугленной форме сил по борьбе со шпионажем. Скрюченные жаром газового факела кумулятивной ракеты руки продолжали сжимать пулемет. Задняя башня медленно поворачивалась из стороны в сторону, не успевая отвечать на выстрелы с крыш — электропривод не работал.
Дуло автоматического орудия уставилось прямо в окно, откуда Горм наблюдал за боем, скользнуло чуть выше и в фиолетовой вспышке извергло один за другим четыре зажигательных снарядика. Прогрохотали выстрелы, зашипело и затрещало на чердаке дома. Остов люстры, с которой никакое разрушение не могло стереть печати бежзвкусицы, вместе с частью потолка шлепнулся в таз с собачьей хавкой. Мидир и Фуамнах, устряпанные едой и круто посыпанные известковой пылью, принялись энергично отряхиваться. Горм вяло смахнул залепивший ему правый глаз кусок разваренной кормовой свеклы, не сгодившейся бы на корм и издыхающему от голода троллю, и перегнулся через подоконник.
Бронетранспортер остановился перед баррикадой из мусорных баков, плакатов с призывами хорошо работать и исправно доносить и дверей государственных учреждений. Пытаясь развернуть шестиколесную машину, водитель задел кормой двухэтажный домишко и намертво увяз в его руинах. Из ближайшего подъезда выбежала непонятно как там помещавшаяся толпа злобных стариков, вооруженных преимущественно шанцевым инструментом.
Горм отвернулся от окна.
— Не люблю, когда кому-нибудь засовывают в задницу лопату широким концом вперед, какая бы он ни был собака или свинья, — пояснил он собакам, продолжавшим некрофильскую возню за право обладания костлявой, как старая лошадь, крысой, сваренной прямо в шкуре.
— Не ругайся собаками, — прочавкал Мидир, лапой снимая с носа антисанитарный потрох.