Читаем Набег полностью

У первого же костра он остановился. Над треногим котлом поднимался горячий пар, сладко пахло вареной кониной. Милонег вспомнил, что с утра не ел, и вдруг почувствовал, что и не хочет есть, а только что-то жжет его изнутри, будто перехватывает горло.

— Господин Сар здесь ли? — спросил он у половца, нагнувшегося над костром.

Тот поднял от котла лицо, освещенное пламенем.

— Здесь господин Сар. А зачем он тебе?

— Я его ничтожный раб, — ответил Милонег. — Неделю тому назад послал он меня с поручением, и теперь я должен дать ему ответ.

— Долго ж ты не являлся! — сказал половец и усмехнулся. — Где же ты был всю эту неделю?

— Ждал вас неподалеку, как было мне приказано. Но вы запоздали. Вы-то всю неделю где были?

— Задержались. Брали дальние заставы. Русские за свою землю до смерти бьются. Не скоро их одолеть. А какое твое было поручение?

— Господин Сар приказал мне молчать. Он вырвет мой язык, если я скажу, что мне не велено. Как мне найти его шатер?

Половец рукой указал путь, и Милонег пошел дальше.

У большинства костров люди уже успели поесть и тут же, повалившись, заснули. Милонег шел, то обходя спящих, то переступая через них, свободно, не таясь. Никто его не замечал и не останавливал. Один раз поднялась голова в островерхом колпаке и спросонья спросила:

— Кто идет?

— К господину Сару, — ответил Милонег.

— Иди!

И снова раздалось храпенье спящего.

Один раз он нагнулся и поднял нож, лежавший около половца. Нож мог пригодиться. Половец ничего не заметил, только отмахнулся рукой, будто от комара. Наконец Милонег увидел шатер, крытый дорогими коврами. Там не спали. Горел огонь, и слышались голоса. Милонег обошел кругом, лег на землю и, чуть приподняв ковер, прильнул глазом к щелке.

Прямо против него на шелковых подушках лежал человек, которого он ненавидел больше всех на свете, — половецкий князь господин Сар, тот, кто украл его и держал в рабстве. Но сейчас его вид наполнил радостью сердце Милонега.

Господин Сар был ранен и тяжко страдал. Врач, стоя перед ним на коленях, прикладывал к его груди пропитанные душистыми лекарствами повязки. Но господин Сар, поднявшись на локте, прерывающимся от боли голосом вел допрос. Того, кого он допрашивал, Милонег не мог рассмотреть. Он видел только зеленые сафьяновые сапоги с острыми носами и изогнутыми каблучками.

— Куда ты скакал, когда мои люди поймали тебя в степи? — спросил господин Сар.

— Меня послали гонцом, — ответил человек в зеленых сапогах, и его голос показался Милонегу знакомым. — Меня послали за подмогой, потому что одним нам не удержаться.

— Сколько людей в детинце? Отвечай! Ударьте его нагайкой, кто поближе.

— Не бей, я отвечу. Боярин Глеб и двадцать человек дружинников. Слуг столько же или немногим больше. Посадских и смердов я не считал.

— Сколько их?

— Я не знаю. Полтораста или двести, не больше.

— Припасы есть?

— Многие привели с собой свою скотину. Еды на неделю хватит, быть может немного дольше.

— Выходы есть, кроме ворот? — спросил господин Сар и, застонав, приподнялся.

Ответа не было. Потом решительно:

— Нет!

Господин Сар упал на подушки, махнул рукой, приказал слабым голосом — в тишине каждое слово прозвучало отчетливо:

— Увести его. Отрубить голову.

Тогда человек в зеленых сапогах упал на колени, и Милонег признал его. Светлые глаза под белыми ресницами, юношеское нежное и красивое лицо — Георгий Глебович.

— Не убивай меня! — рыдая, закричал Георгий. — Я рабом тебе стану, я буду тебе верным слугой.

— А ты знаешь ли, что это — верность? — спросил господин Сар. — Уведите его.

— Подождите, подождите! Я открою вам тайну. Второй ход есть! Даруй мне жизнь, я все скажу. Никто не знает про этот ход. Знал один убитый дружинник, знает мой отец боярин Глеб и я. Больше никто. Даруй мне жизнь, я все скажу!

Господин Сар засмеялся, закашлял кровью, махнул рукой слугам — подождите! Все замерли. За ковром шатра Милонег стоял, зажав в руке нож.

— Дарую жизнь! — раздался голос господина Сара, слабый, хриплый, прерывающийся.

— Господин, пошли своих людей прямо на восток, мимо наружного вала, мимо восточной башни…

Разрезав ковер сверху донизу ножом, Милонег ворвался в шатер и всадил нож в горло Георгию. Тот безмолвно рухнул, а Милонега окружили и схватили.

О том, как умер Милонег и как мучили его перед смертью, рассказывать тяжко и больно слушать.

<p>Глава 6</p><empty-line></empty-line><p>СМЕРДЫ</p>

Этим утром господина Глеба у порога его жилища ждала толпа смердов. Один из них, гигантского роста, с косой-горбушей на плече, опустив голову так, что нечесаные волосы упали на лицо, будто на некошеном поле поникли колосья, заговорил тихо и робко:

— Господин, дай нам оружие, чем бить половцев. Устали мы сложа руки, без дела сидеть на площади.

— Как ты смеешь говорить со мной! — ответил господин Глеб. — Разве я тебя не купил за пашню, за плуг, за семена для посева? Если собака забрешет, я ударю ее ногой, если лошадь заржет не вовремя, я хлестну ее плетью. Ты мой, как собака, как лошадь, как вол, как бессловесная скотина. Пропусти меня!

— Господин, — возразил смерд, — их много!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза