Набег

— А раз понадобился, так угощай, — сказал он, ухмыляясь и потирая руки.

— Садись за стол, блины поспели, — ответила гончариха. — А нужда до тебя — тулупы шить к зиме. Уж я у всех соседей спрашивала, куда Ядрейка-швец подевался.

— У швеца дома нету, — сказал Ядрейка: — где шьет, там и днюет и ночует.

— А живи у нас сколько понадобится. Зимняя одежда всем нам нужна. Гончару — раз, мне — два, Милушке мою старую перешьешь, Завидке…

Тут гончар прервал ее речь:

— А не возьмешься ли, Ядрейка, моего Завидку своему ремеслу обучить? К гончарному делу он вовсе не способен.

— Отчего не взяться! — ответил Ядрейка. — Взяться я за все берусь, а что получится, за то не отвечаю. Стану рукавички шить — глядь, шуба вышла.

— Это хорошо, — сказал гончар. — Наоборот-то хуже — вместо шубы да рукавицы.

Все сели за стол, а Завидке мать сама протянула жирный блин:

— Ешь на здоровье. Отдали тебя в ученье, слава богу!

Когда прибрали на столе, Ядрейка разложил на столешнице овчины, а вся Гончарова семья обступила его и смотрела на его ловкие руки. Он примерял и так и этак и наконец объявил, что одной овчины не хватает. Гончар тревожно посмотрел на жену, а та гордо ответила:

— А что ж, одну овчину у кожемяки купим. Слава богу, есть чем заплатить. Раскраивай, Ядрейка, не бойся.

Ядрейка принялся кроить, а затем взобрался на стол, сел, поджав под себя ноги, достал толстую иглу, моток ниток и сказал:

— Садись, Завидка, учиться будешь.

Завидка сел, но ноги у него не поджимались.

— Колени согни, увалень, — посоветовал Ядрейка и ударил его по коленке тяжелыми ножницами.

Завидка взвыл, брыкнулся и нечаянно попал ногой в Ядрейкин живот. Тот рассвирепел и вцепился ему в волосы. Но колченогий стол был рассчитан на еду и мирные занятия. Раздался треск, одна его ножка подломилась, другая подогнулась, третья и четвертая врозь разъехались. Завидка с Ядрейкой забарахтались на полу под овчинами.

Наконец Завидка выскочил, а Ядрейка, сунув в рот наколотый собственной иглой палец, бросился за ним. Но гончариха заслонила собой сына и завопила:

— Что ты парнишку увечишь!

— Учу, а не увечу! — закричал Ядрейка.

Тесьму с головы он обронил, волосы щекотали нос — он чихнул и сам себе пожелал:

— На здоровье!

— На здоровье увечишь? — спросила гончариха. — Не будет того!

А Милуша выскочила вперед и посоветовала:

— Да отдайте его бочару, он добрый.

Ядрейка, сося палец и отплевываясь, сказал:

— Не надо мне его такого. Без увечья какое же ученье! Стол-то чинить будете аль нет? А то мне, на лавке сидя, шить несподручно.

Глава 5 …И ПРИКЛЮЧЕНИЯ

Аника-бочар был мужик могучий и кряжистый, а три сына его пошли в отца, на подбор богатыри, не по возрасту рослые. Аника объяснял это тем, что работает он все по дубу, а дуб всем деревьям князь, и дубовая-де крепость к нему перешла.

Гончар с Завидкой застали бочара с сыновьями на большом дворе, у землянки. Старший колол колуном широкие дубовые плахи, и под засученными до плеч рукавами сила по жилам перебегала, мышцы вздувались узлами, будто корни векового дуба.

Средний сын строгал доски скобелем. Рубашка на его спине так ходуном и ходила, а из-под острой скобы завивалась длинная душистая стружка.

Младшенький скашивал края клепок, закрепив их на станке деревянным винтом, чтоб не дрогнули они от сильных его движений. Сам Аника выкруживал донные доски.

Поздоровавшись, гончар сказал:

— А хорошее твое ремесло, Аника: чистое и дух от досок приятный.

— Мое ремесло самое хорошее, — гордо ответил Аника. — В мою посуду люди сыплют золотое зерно, льют зеленое вино, набирают им прохладную водицу. И пища, и питье, и веселие.

Тут гончар в пояс поклонился Анике:

— А не возьмешь ли моего Завидку в ученье? Он к гончарному делу вовсе не способный. Может, твое ему по душе придется. Научится ведра делать…

— И ведра я делаю, и ушаты, и кадки, — хвалился Аника. — Я бы тебе мою работу показал, да вчера все, что было, на торгу распродали. Осталась у меня одна большая бочка, сам боярин ее заказывал. Его людям такую не смастерить, один я умею. Вот она бочка. Господин еще не прислал за нею.

Посреди двора стояла в человечий рост бочка, тяжелая, с места было не сдвинуть. Дубовая гладкая клепка плотно пригнана, железными обручами стянута.

Гончар подивился бочке, как умел похвалил и снова спросил:

— Так не возьмешь ли Завидку моего в ученье?

— Не могу я тебе так сразу ответить, — сказал Аника. — Скоро решишь — долго каяться будешь, а за всякое дело с умом надо браться. Пойдем потолкуем. Едва Аника с гончаром скрылись в землянке, как трое бочаровых сыновей обступили Завидку.

— Ой, да тощий какой, как сухая трава! — сказал младшенький.

— Да бессильный, видать, будто мочала, — сказал средний.

Старший ничего не сказал, а схватил Завидку за пояс и на вытянутой руке поднял его вверх. Завидка заболтал руками и ногами, будто лягушка лапками задергала в клюве у журавля. А старший бочаров сын, раскачав его в воздухе, крикнул:

— Лови! — и бросил среднему.

Средний сын подхватил его, как пушинку, раз подкинул, перехватил поудобней, крикнул: