Набат

— Как вы думаете, товарищ командир, немец сегодня высунет нос?

Яша подышал на пальцы:

— Ну и жмет морозик, проклятый.

— Да что ему жить надоело?

Сержант пошел к своему окопу и уже там договорил:

— Видать, и природа против нас.

Но Яша не расслышал его, проговорил задумчиво:

— Ну что же, воевать так воевать.

Долго сидели молча. В темноте вскрикнули.

— Ой!

— Это Славка, — не меняя позы сказал Яша. — Пойди, Бек, узнай, что с ним.

Асланбек поднялся, разогнул спину:

— Слушаюсь, товарищ Нечитайло!

— Ну, погоди, — грозился одессит вслед удалявшемуся Асланбеку.

Склонился Асланбек над окопом Славика: он все еще долбил землю.

— Ты сказал «Ой!», да?

— Палец уколол.

— И все?

— Засунул за борт шинели, а там иголка с ниткой…

— Подумаешь, уколол.

— Да, больно, знаешь как…

Предложить ему свою помощь? Нет, сегодня ночью он стал мужчиной.

Уходя все же посоветовал:

— Ты, Славик, бруствер подними, тогда меньше копать будешь… Я так сделал…

— Ладно, — ответил Слава, высморкался. — Спасибо.

Вернулся Асланбек к Яше, не успел пригнуться, услышал:

— Сэр, давай спать?.. Пока, пойду в свои апартаменты. Приятного сна тебе.

— Нельзя, замерзнешь, — горячо сказал Асланбек.

— Чего ты испугался, голова гороховая? Ты не желаешь вздремнуть? Удивляюсь тебе. Или ты всю войну думаешь бодрствовать?

— Ты спать не будешь! — решительно заявил Асланбек.

— Почему? — удивился друг.

— Я не дам!

— Эх ты, тюха-матюха. Да какой ты солдат, если мороза испугался.

С этими словами Яша сполз в окоп.

Асланбек обхватил колени руками и снова устремил взгляд и ночь. «Как далеко я ушел от дома. Думал ли я, что окажусь у Москвы? Вишенки, Цветково… Хорошие названия придумали люди. А от них ничего не осталось, одни трубы торчат».

Рядом послышались шаги, и на плечо Асланбека легла рука.

— Кто?

Асланбек узнал по голосу Веревкина, разогнулся:

— Боец Каруоев!

— Тебя мне и надо. Почему не в окопе?

— Немцев хочу увидеть.

— Что? Возьми оружие, ранец и топай за мной, — приказал командир отделения.

Не размышляя, Асланбек выхватил из окопа ранец, автомат, и просунув на ходу руки под лямки, двинулся за Веревкиным.

— Запоминай дорогу! — приказал сержант.

Недоумевающий Асланбек всматривался в окружающую тьму, но ничего не различал, лишь угадывал перед собой спину сержанта.

— Будешь связным взводного. Понял?

— Нет!

— Не дури, Бек. Приказано тебе находиться при ротном. Получишь приказ и бегом к лейтенанту.

— К какому?

— Фу! Во взвод.

— Понимаю, — без энтузиазма ответил Асланбек, подумал: «Почему я не послушался Яшу и остался сидеть на бруствере? Тогда бы он не наткнулся на меня».

— Тебе большое дело доверили, не хлопай ушами. Смотри, не заблудись, погубишь всех, — наставительно говорил Веревкин. — У немца под носом сидим…

Едва поспевая за ним, Асланбек клял себя всеми известными ему словами. Дома он с закрытыми глазами мог ходить в горах, а здесь еще не привык, не присмотрелся. Вдруг… сейчас начнется бой? Кто-то шепотом, но требовательно окликнул.

— Стой! Кто идет?

От неожиданности Асланбек вздрогнул, чуть не выпустил из рук автомат. Из-за дерева вышел боец.

— Артиллерия, — тихо ответил Веревкин.

— Пароль?

— Лес.

— Проходи.

— Подожди меня здесь, — велел сержант Асланбеку и исчез.

Выругавшись про себя, Асланбек зачем-то взвел автомат, шмыгнул носом и замер. Напрасно пытался разглядеть, что делается вокруг: полк успел укрыться. Острый слух, натренированный в горах, уловил шорох, кажется, ложкой скребли по дну котелка.

Наконец появился Веревкин, позвал:

— Бек.

— Я.

— Идем назад. Теперь на линии огня каждый человек дорог. Не повезло тебе, браток, побыть в тепле.

Сержант, кажется, усмехнулся, Асланбеку же наплевать на тепло: в окопе можно окоченеть, зато рядом Яша, а связным пусть будет другой.

— Вошел я в землянку, а выйти не могу, ослабел, в тепле разморило.

«Разговорился. Что случилось с ним, интересно? Это бывает… Боится темноты человек и болтает без умолку, сам себя подбадривает», — подумал Асланбек.

— Ребенком я был, темноты боялся…

Сержант придержал шаг, засмеялся.

— Чудак, на фронте ноченька — наше спасение. Немец в темноте от страха дрожит… Это он днем храбрый, а ночью под себя ходит.

— Ходит, а кто же наступает?

Добравшись до своего окопа, прежде чем укрыться в нем, Асланбек позвал Яшу:

— Одесса, ты живой?

Но Яша не подавал признаков жизни: то ли уснул, то ли не хотел разговаривать.

— Ну и черт с тобой, — выругался Асланбек, бросил на дно окопа ранец.

Постоял. Не хотелось лезть в окоп. Вновь пробудилась в нем тревога. Немцы рядом, смотрят из темноты, а он их не видит, но стоит ему укрыться в окопе и уснуть — как они возьмут его в плен. Снял автомат, висевший на плече, нашел затвор, оттянул.

Болели глаза от напряжения. Вдруг над ухом раздался выстрел: немцы?! Упал, затаил дыхание. Тихо. Пришел в себя. Да это же он нажал на спусковой крючок. Голоса:

— Эй?

— Кто стрелял?

Узнал по голосу сержанта, притаился.

— Яша, — позвал Веревкин, — ты?

— Нет, — ответил одессит.

— Каруоев.

Встал, выпрямился во весь рост.

— Ты?

— Виноват… Нажал.

— Идиот! — выругался сержант и ушел.