Набат

— Мне тяжело, что этот неприятный случай был с моим учащимся. Три года я работаю здесь и кое-что, как говорил Аполлинар Константинович, изучил. Прежде я занимался молодыми матросами и думал, что трудно воспитывать из них зрелых воинов. Теперь понял, что ошибался. Но такая наша работа, и я горжусь ею. Если заслуживаю наказания, на это воля начальства.

— Почему занимались не своим делом? — крикнул кто-то из зала.

У Ивана Александровича потемнело лицо, и он глухо сказал:

— А вы будете делать электропроводку в доме, который загорится? Ребята помогали местным жителям победить стихию, и это, я уверен, самый лучший урок воспитания.

— Скажите, пожалуйста, Иван Александрович, — директор взмахнул карандашом. — Почему о происшествии вы информировали сначала начальника управления, а не меня?

— Управление ближе, чем училище, — заскрипел стулом Аполлинар Константинович. — В их деревне нет почты, да, в конце концов, так ли это важно, кому первому сообщил о происшествии мастер?

— То, что произошло в его группе, безусловно, могло случиться у каждого, — взял слово директор. — Могло у каждого, но случилось у него. В дальнейшем мы сделаем определенные выводы, чтобы предупредить всякие ЧП.

И определенные выводы директор сделал. Когда закончилось совещание, на доске объявлений висел приказ с выговором Ивану Александровичу. За недостатки в воспитательной работе — так было сформулировано в приказе.

— За свою жизнь, молодой человек, я получил около двадцати выговоров, — закончил читать приказ Аполлинар Константинович, — но от этого не стал хуже работать.

— Зайдите, Иван Александрович! — Директор прошел мимо, опустив глаза.

— Иди, — подтолкнул его Аполлинар Константинович. — Когда начальство зовет, спешить не надо, но и задерживаться не стоит.

Власенко разговаривал по телефону. Положил трубку сразу, как только Иван Александрович остановился перед его столом.

— Как чувствует себя Криц?

— Глаз ранен, но нетяжело. Врач там хороший, «отремонтировал»…

— Доверие у меня к вам, Иван Александрович, полное. Хочу, чтобы вы его оправдали своим отношением к обязанностям. Кстати, говорил в горисполкоме насчет квартиры. Зампред обещал к осени выделить вам однокомнатную. Как новость?

— Чудесная.

— Лучшая, наверное, чем первая? — довольно засмеялся Власенко. — Теперь как можно быстрее к учащимся. Вам здесь больше делать нечего.

…Иван Александрович купил в магазине чаю, две рубашки и кирзовые сапоги. Положил в чемодан новую тельняшку.

Только в конце общежитского коридора желтела лампочка. Гулко прозвучали шаги. Из комнаты Аполлинара Константиновича пробивался свет. Иван Александрович постучал. Повернулся в замке ключ.

— Это вы? Заходите.

У Аполлинара Константиновича была трехкомнатная квартира в Минске. Там жили жена, дочь и сын. Он ездил к ним два раза в месяц с полным чемоданом грязного белья. Жена каждый раз ругалась с ним за это, да и хотела, чтобы бросил он училище. Родственники и знакомые не понимали, как он на старости лет занимается с «фабзайцами».

— Ты же был главным инженером управления, — кричала в отчаянии жена. — Подумал бы про авторитет.

— Вот я и думаю про него, — спокойно отвечал Аполлинар Константинович и делал по-своему.

Его комната была обставлена очень скромно: кровать, стол и два стула. Шкафы вмонтированы в стену, в них висели костюм, плащ, рубашки…

— Проститься пришел… — Иван Александрович не закрыл за собой дверь, стоял на пороге.

— Прошу перед дорогой, — пододвинул ему стул Аполлинар Константинович. — Вот читаю «Анну Каренину». Третий раз за свою жизнь и будто впервые… Надеюсь, что в деревне у вас найдется время. Возьмите книгу. Только не забудьте там. Привет Федору Розуму. Голова у него умная, и, думаю, из него будет толк… Чаю не хотите, Иван Александрович?

— Нет, спасибо, был в столовой,

— Извините меня, старика. Ответьте мне на такой вопрос: вы один, без семьи? И молодой же человек еще. Не все же в общежитии.

— Такой же вопрос и вам, Аполлинар Константинович.

— Я — другое дело, — развеселился старик. — В Минске у меня и жена, и дети, и квартира.

— Почему же вы не с ними?

— Хочу вольным воздухом немного подышать. Да что мне там делать? Сидеть с пенсионерами на скамейке и забивать «козла» или залезть в киоск и торговать газетами, журналами? Нет, это не для меня.

— Значит, мы с вами одного поля ягоды.

— Может, и так… — задумчиво сказал Аполлинар Константинович и пожал мастеру руку. — Счастливого пути, и если что — пишите мне. Я быстрый на ноги.

Завтра около двенадцати он приедет в деревню. Времени впереди еще много. Поезда, автобусы, станции — все пролетает мимо и исчезает. Как исчезли далеко позади сорок лет, прожитых им на этой земле. В волосах появилась седина, и все чаще стало сниться детство: то он с отцом и мамой идет на сенокос, то с друзьями, такими же мальчишками, по скованной льдом Ясельде везет из лесу на саночках дрова…

10

…Столбы поднимались над полем, болотом, линию тянули к самому горизонту.