У меня ум за разум заходил от попыток понять, как смерть моей мамы связана с адским измерением, пожирающим наш мир двадцать восемь лет спустя, и поэтому я чуть не упустила кое-что важное.
И все же не упустила.
Я снова глянула на Диби:
— Ну а папа? Он ничего необычного не упоминал? У него не было никаких подозрений? Он пытался расследовать мамину смерть?
— Нет. По крайней мере я ни о чем таком не знаю.
Я прижалась лопатками к спинке стула и сложила на груди руки. Должно быть, я неверно истолковала исходящие от Диби сигналы. Они были странными, но не так чтобы очень. В конце концов, с эмоциями легко не бывает. Порой определиться с ними довольно трудно. Может быть, смерть моей мамы расстроила дядю Боба сильнее, чем я думала.
— Джемма действительно потеряла там сознание?
— Ага. — Диби провел рукой по густым волосам. — Я нашел ее в коридоре прямо перед сестринским постом. Ее тут же осмотрели, но с ней все было в порядке.
— Есть идеи, почему она отключилась?
— Ни единой, — тряхнул головой Диби и поджал губы.
Пришлось призвать на помощь всю силу воли, чтобы противостоять естественной реакции на то, что дядя Боб, человек, которого я любила ничуть не меньше, чем родного отца, лгал мне в глаза.
Я ошарашенно застыла. Видимо, Рейес ощутил скачок адреналина, которым затопило мой организм.
— Все в порядке? — спросил появившийся рядом муж, глядя по очереди на нас с Диби.
— Все прекрасно. — Я вскочила на ноги. — Если что-нибудь вспомнишь, дашь мне знать?
— Конечно. — Дядя Боб тоже встал и еще раз меня обнял.
Третий раз за вечер он мне соврал, и от этой лжи меня внутри всю трясло.
Если бы кто-нибудь меня спросил «Эй, Чарли! Чего ты сегодня меньше всего ожидаешь?», я бы ответила «Того, что мой дядя будет мне врать».
Он никогда мне не лгал. Папа — постоянно, как минимум пару раз в день. Так он пытался уберечь меня от правды, связанной с женщиной, на которой он был женат, и которая ненавидела меня до потери пульса. Но Диби, замечательнейший из людей, не врал мне никогда.
А сейчас мы стояли друг перед другом, и между нами повисла огромная, тяжелая ложь.
— Спасибо, дядя Боб, — фальшиво улыбнулась я.
— Не за что, милая.
Когда он двинулся к старому столу, за которым сидела его жена, Рейес прикинулся, будто ему срочно нужно поцеловаться, и наклонился ко мне.
— В чем дело? — шепнул он, едва не касаясь моих губ.
Все еще в шоке и с трудом сдерживая слезы, я прошептала в ответ:
— Мой дядя только что соврал мне о маминой смерти.
Удивление Рейеса было ни на йоту не меньше моего. Он склонил набок голову, но я еле заметно покачала собственной головой. Мы обсудим это позже, когда останемся одни. И все же вряд ли мне удастся найти рациональное объяснение тому, зачем дяде Бобу врать. Если бы он заподозрил в больнице что-то неладное, то давно бы занялся расследованием. Разве что…
Мысли завели меня в такие дебри, где сам черт ногу сломит, зато эти дебри прекрасно объясняли, почему Диби, зная что-то важное, решил скрыть от меня правду. А вдруг он подозревал папу, но не нашел никаких доказательств, вот и решил не ворошить прошлое?
И все же сама эта идея казалась немыслимой. Папа любил маму. Я ощущала его любовь каждый раз, когда он о ней говорил, пусть и случалось это довольно редко. Но что еще мог бы скрывать Диби?
А может быть, все дело во мне. Может быть, он винил меня, а я приняла неодобрение за обман. Вряд ли, конечно, но раньше я сказала бы «вряд ли» и на то, что Диби когда-нибудь так нагло будет врать. Особенно о смерти мамы.
Пока в моей голове проигрывался сценарий за сценарием, Рейес пристально смотрел на меня, а потом проговорил:
— Не делай поспешных выводов.
— Не буду, — пообещала я.
К счастью, нарушить слово я не успела — из-за металлических шкафчиков появился мальчик.
— Вот ты где! — воскликнула Эмбер и принялась его щекотать. Точнее притворяться, будто щекочет, поскольку он был нематериальным, а она нет.
Тем не менее, мальчик рассмеялся и отпрыгнул в сторону, показавшись мне наконец целиком. У него были густые каштановые волосы и огромные карие глаза, а одет он был в шорты и самую обыкновенную белую футболку.
Я осторожно шагнула ближе:
— Смотрю, вы успели подружиться.
Эмбер кивнула, и у нее за спиной появился Квентин. Выдав ослепительную улыбку, он тепло меня обнял.
— Как жизнь? — спросила я, когда он меня отпустил, и почувствовала, что жестовый язык после столетнего перерыва дается мне уже не так легко, как раньше.
Квентин родился глухим и большую часть недели жил в «Школе для глухих» в Санта-Фе, но сейчас сложились особые обстоятельства, и Куки забрала его из школы. С разрешения сестер, разумеется. По выходным Квентин жил в монастыре в Альбукерке с еще одной моей лучшей подругой — сестрой Мэри Элизабет.
— Все хорошо, — ответил он, пожав одним плечом, и добавил расхожий жест со значением «о’кей». — А ты как?
— Теперь, когда я снова на Земле, намного лучше.
Рассмеявшись, он глянул на гонявшуюся за мальчиком Эмбер.
— Чудный ребенок.
— Прелестный, ага, — согласилась я. — Рейес всех вывез?
Квентин кивнул и крайне красноречиво показал:
— Еле-еле.