На золотых приисках

искусственное русло шумливой речки Полуденного Кундата

теперь обратившееся в болото, да три плохонькие строения,—

в одном из них жил, вероятно, управляющий прииском, во

втором помещались рабочие, а третье служило амбаром.

На последнем уже не было крыши: ее растаскали на

дрова летучки, т.-е. артели вольных золотоискателей. По-

стройки эти были совсем плохи и видом своим напоминали

трех дряхлых старух, опустившихся бессильно у дороги

отдохнуть; срубы сселись, обе крыши посредине вогнулись,

сквозь множество щелей проникала дождевая вода и вры-

валось холодное дыхание ветра. Строения стояли в котло-

вине на правом берегу речки. Чтобы выйти к ней, нужно

было сначала перейти по бревнам пруд — остаток старого

русла—весь наполненный черными головастиками, и пере-

сечь заросли тальника, который местами зелеными густыми

букетами наклонялся над самою водою, местами отступал

от нее, очищая засыпанные желто-серою галькою косы.

Кругом жилья пышно разросся малинник, а за ним, от

обоих берегов Кундата, поднялись к верху широкие разма-

шистые горы. Темнозеленая густая щетина тайги покрыла

их сверху до низу, легко устремляясь к небу бесчислен-

ными тонкими, как иглы, верхушками пихт и елей. На

волнистых вершинах они вырисовываются, как воздушные

зубцы величественной зеленой стены. Гигантские синие

и красные колокольчики, вспыхивающие голубым и красным

пламенем под потоками лучей горячего солнца, ослепительно-

желтый курослеп, ромашка, ярко-оранжевые звездочки-

огоньки, стыдливо прячущиеся незабудки, трепещущие от

свежести и аромата ландыши, высокая и густая трава — все

эти цветы и травы роскошным цветным ковром устлали

тайгу и радостной, блестящею толпой подступили к самому

нашему жилью, задорно выглядывая из гущи малинника.

Пересекая чащу тайги, к нам вело несколько узеньких

тропок, годных лишь для путешествия пешком или, в луч-

шем случае, верхом на лошади. Две из них соединяли нас

с такими же одинокими и брошенными приисками, как

и наш, третья — с большим работающим рудником. Кроме

того, на ближайшей к нам горе поселился медведь, устроивший

себе отличную постель под старым и густым кедром в какой-

нибудь версте от строений. Он промял к речке особую

тропу и каждую ночь ходил по ней пить воду, подымая

всегда большую тревогу среди наших животных: собаки

начинали заливаться отчаянным лаем, а пасущиеся около

лошади галопом неслись к строениям, гремя колокольцами

и гулко стуча копытами по земле. Наконец, пятая тропа,

проложенная дикими козами, вилась по самому берегу Кун-

дата и пропадала у болотца на той стороне, где эти жи-

вотные паслись каждую ночь. Под утро козлы начинали

громко кричать, подманивая самок, и в ответ им тотчас

поднимался лай собак, но уже гораздо более спокойный,

без примеси той тревога и того страха, который ясно слы-

шался в их лае на медведя.

Несмотря на всю ветхость построек, жить в них было

все же лучше, чем под открытым небом. Одно строение,

с русскою печью и более обширное, заняли рабочие — их

было немного, человек пять холостых да трое с «бабами»,

а во втором, разделенном досчатою перегородкой на две

половины, поместились: в одной половине я с хозяином,

а в другой служащий Трофим Гаврилович с женой и тремя

малыми детьми. У служащего так даже оконных рам не

было, и жена его ограничивалась легкими занавесками,

опускавшимися на ночь.

В нашей половине было одно большое окно, выходившее

на речку, перед ним длинный стол, а по обе стороны от

окна, вдоль стены, были приделаны две досчатые скамьи,

служившие кроватями. У третьей стены, против окна,

стояли два сундука, наполненные разным хламом, больше

разными книгами специального содержания, относящимися

к горному и золотому делу. Три висячие полки были зава-

лены тоже книгами и инструментами, а рядом с ними, на

длинных гвоздиках, лежали свернутые трубками планы и чер-

тежи. Наконец, на стене висела страшно фальшивившая

гитара, звук которой был очень похож на звук от удара

ладонью по подушке, скрипка с отбитым боком у деки

и дребезжащая мандолина. Тоненькая перегородка отделяла

нашу комнату от сеней с железной печкой и темного чулана

с припасами. Окно нашей комнаты было обращено на север,

и солнце заглядывало к нам лишь рано утром. Днем же,

когда на дворе было так светло, тепло и радостно, в ком-

нате было темновато, холодно, тоскливо, и хотелось поскорее

выйти из нее на свет.

Теперь несколько слов о нашем хозяине.

Повыше среднего роста, светловолосый, с большими

усами и маленькой бородкой на продолговатом лице, укра-

шенном большим носом, с добрым застенчивым взглядом,

узкогрудый и узкоплечий — он производил на всякого мяг-

кое и приятное впечатление. Он то и дело одергивает

и поправляет белую косоворотку, поглаживает волосы и при-

говаривает: ну, ладно, — хотя несравненно вернее было бы

приговаривать что-нибудь противоположное по смыслу —

ну, хотя бы — отвратительно, так как дела его всегда были

в крайне плачевном состоянии. То кто-нибудь находил бога-

тое золото в местности, которую Петр Иванович только-что

бросил, как совершенно безнадежную относительно золота,

то не было денег на покупку провизии, и приходилось уни-