Люди тысяцкого Николы Сыркова попробовали было отловить самых рьяных горлопанов и даже схватили на торгу двоих, но были сильно биты толпой. В немецкую полусотню, пришедшую на помощь стражникам, полетели камни. Те обнажили мечи и ринулись рубить люд. Неожиданно сбоку, из малой боковой улочки по ним вдруг ударили из самострелов, и, воспользовавшись замешательством, на воинов бросились со всех сторон простолюдины с дрекольем. Потом у людей вдруг появились копья и мечи, и оставшийся в живых десяток бежал к детинцу.
– Немцы народ бьют! – неслись с криками толпы по улицам.
В городе начался мятеж!
– Нужно слать гонцов к епископу за подмогой! – принял решение на малом совете рыцарь Готтлиб. – У меня здесь только лишь три сотни воинов, а все остальные под Дерптом гоняются в лесах за вирумцами.
– У нас две сотни верных людей есть, – проскрипел Внезд Водовик. – Было и больше, но многих князь Ярослав побил.
– Из моей тысячи едва ли треть за нами пойдет, – вздохнул псковский посадник. – Люди зело озлоблены, надо с ними договариваться и увещевать, иначе худо будет. Может, все-таки откроем для всех амбары? Это хоть на время толпу угомонит.
– Нет, никаких уступок мятежникам! – стукнул по столу кулаком Готтлиб. – Почувствуют один раз слабину – потом постоянно силой для себя все будут выдирать! Если мы сейчас вырежем в городе самых буйных, то с дурной вольницей на будущее будет покончено! Нужно срочно слать гонцов к епископу!
Ночью тайно из крепости выехал десяток всадников и поскакал по дороге в сторону Дерпта.
Город в серой рассветной мгле просыпался под тревожный рев сигнального рога. Била в колокол та воинская сотня, что дежурила на крепостных стенах. Позабывшие про недавние распри и пролитую кровь горожане лезли наверх и смотрели, как к городу подходят несколькими потоками воинские рати.
– Ярослав, это князь Ярослав вернулся, вон его стяги реют! – шумели люди, вглядываясь в дружинное конное войско. – А вот и Андреевские с косым крестом. С севера Новгородское ополчение пешком топает.
Конные тысячи остановились, не доехав с полверсты до главных городских ворот. Три сотни пеших воинов прошли дальше всех и остановились, немного не доходя до рва.
– Мечите стрелы! – кричали посадник с тысяцким, пробегая через боевые ходы стен со стоящими там стрелками. – Бейте во вражью рать из самострелов!
– Дэк не достанут же они. Чего припас-то понапрасну тратить? – отвечали крепостные сотники. – Вон ведь как встали они разумно: на самой границе подлета замерли их ряды. Да и не лезет никто вперед, смирно все стоят, и никакого осадного припаса у них при себе нет. Может, сказать чего они нам хотят?
– Люди добрые, граждане боголюбивого Пскова, слушайте меня! – раздался крик от стоявших перед рвом пеших сотен, и вперед вышел немолодой воин в хорошей дружинной броне. – Я Мартын, по батюшке Андреевич, сам защищал ваш город и град Юрьев вместе с князем Вячко от немцев. Отстаивал от них Изборск, ходил с вашим ополчением на Медвежью голову и к столице меченосцев крепости Феллин за озеро Выртсъярв. А теперь вот пришел вместе с вашей родней, с соседями и друзьями, с теми псковичами, что стоят за моей спиной, для того чтобы выбить чужаков-иноземцев из родного нам города. Не дело это – править им православным и свободным людом! Не место им здесь!
– А чего столько войск-то понавел сюды, Мартынка?! – выкрикнули насмешливо со стен. – Вона, все предместье аж ратниками забито. Тебя-то мы вроде как знаем, а про какую еще родню ты нам тут толкуешь? Моя родня у меня вроде как вся здесь вон, за стенами. О каких еще псковичах ты речь ведешь, дядька?
– Дык войска-то те не супротив вас пришли, а против немца, – ответил с достоинством ветеран. – Выбивать их с русской земли время настало. А насчет псковичей – так вот же они за моей спиной все стоят. Не пожелали они под немцем жить и в Нарву ушли. Там ныне большая часть из ваших земляков обретается. Да вы и сами, поди-то, знаете. Сколько уже туда люда псковского уехало! Многие с женами и с детьми, а кто и просто так. Жизнь-то у вас в граде несладкая нынче под прислужниками иноземцев.
– Шеломы снимите, братцы, пускай видит народ, что не обманываю я их! – крикнул он, обернувшись к своему строю. И три сотни пешцев обнажили свои головы.
– Батюшки святы, Якимка, Ванька, вы ли это?! – закричали со стен. – А вон Ефимка, столяра Наума сын. Третьяк, Третьяк, гляди, брат твой пришел, вон он в первом ряду стоит, живой!
– Где-е?! – закричали на стене.
– Да вон же он, вон, в самой середке, прямо за Мартыном, такой же, как и ты, рябой!
– Варлампий, михрютка ты сиволапая! Когда три векши долга отдашь?! Думал, что коли в Нарву ушел, так я забуду?!
– Месток! Пошли сюда, чего ты под стеной-то стоишь, мед-пиво пить будем!
– А ты калитку иди отрывай! Каравай с хлебом-солью и хмельными медами приготовил, а, балабол?! – откликнулся из воинских рядов сотенный пересмешник. – А то ты, Кондратка, за чужой счет-то вечно любишь гулять! Где компания честная сидит, туда и ты бочком втискиваешься!