На «заднем дворе» США. Сталинские разведчики в Латинской Америке

В сентябре 1944 года в Монтевидео прилетел из Соединённых Штатов профессор Владимир Лебеденко, высококлассный хирург и физиолог-экспериментатор. Он находился в США как представитель Исполкома Союза обществ Красного Креста и Красного Полумесяца. В Уругвай его направили по распоряжению из Москвы для проведения совместно с уругвайскими коллегами обследования посла Орлова, который угасал буквально на глазах. Заключение консилиума было таким: «Положение Орлова безнадёжно». «Рене» направил в Центр дополнительную информацию: «В частной беседе Лебеденко сказал, что конец может наступить через месяц-полтора. В официальное заключение этот категоричный прогноз не вошёл, Наркоминдел о нём не знает». Развязка наступила 24 октября 1944 года: Орлов скончался…

Только через год в резидентуре появился шифровальщик – псевдоним «Миша». Рябов его хвалил: «Это настойчивый и аккуратный работник. Кроме выполнения своих обязанностей, он занимается в резидентуре техникой: фотографией и микрофотографией, финансовой отчётностью». «Миша» иногда «выходит из строя» по причине болезни – язвы желудка. Из-за нервных перегрузок болезнь, кое-как залеченная, обострялась. Но не жалуется, готов терпеть до завершения командировки».

Связь с Москвой у посольства и резидентуры была ограниченной: далёкое расстояние, редкая диппочта, чрезвычайно дорогая телеграфная переписка. В 1944–1945 годах, то есть в период наиболее интенсивной телеграфной переписки, Рябову приходилось пользоваться жёстким телеграфным лимитом, который только наполовину удовлетворял потребность резидентуры. С одной стороны, резидент получал замечания о том, что информации недостаточно, с другой – предупреждения о том, что перерасходы сметы утверждаться не будут. По этой причине некоторые материалы информационного характера не направлялись в Центр. Когда они, наконец, уходили почтой, то в лучшем случае представляли только справочный интерес.

Через несколько месяцев в Уругвай на место Орлова прибыл Николай Горелкин. До войны он возглавлял посольство СССР в Италии и «видел живьём», как он не раз подчёркивал на совещаниях, «фашистский оскал диктатур Муссолини и Гитлера». Некоторые подробности своей итальянской деятельности Горелкин вспоминать не любил. И больше всего – то утро рокового дня 22 июня 1941 года, когда он отправился со старшими дипломатами посольства отдохнуть на пляже в Риччоне. Горелкин мог это позволить, ведь советское руководство на днях заявило, что у Советского Союза нет никаких конфликтов с Германией: «Слухи о войне – злонамеренная провокация». Оказалось, что всё не так. В тот день в МИД Италии сбились с ног, чтобы отыскать посла и пригласить его «для объявления важной информации». Информация была объявлена, и Чиано, министр иностранных дел, записал в своём дневнике: «Советский посол выслушал известие об объявлении войны с характерным для него неподвижным, не выражающим никаких эмоций лицом».

В Уругвай Горелкин приехал, чтобы добиваться позитивных результатов в отношениях с «самой маленькой страной на континенте». На совещаниях он неустанно повторял: «К нам в МИДе не должно быть претензий. Уругвай – благоприятное поле для нашей деятельности! В Москве ждут результатов, и мы дадим их: по налаживанию торговли, научно-культурного обмена, изучению социально-политических процессов в стране».

Дипломатический состав миссии по-прежнему был небольшим – первый секретарь Андреев и второй секретарь Рябов. Оба работали с перегрузкой. Перед отъездом в Монтевидео Горелкин был принят начальником разведки Фитиным, беседа прошла в тёплой обстановке. Посол обещал создать необходимые условия для Рябова, единственного сотрудника разведки, действующего «под крышей» миссии в Уругвае. Впоследствии, когда Горелкин завершил свою работу в Уругвае, он с похвалой отзывался о Рябове: «Дисциплинированный, работоспособный, исполнительный. Серьёзных трений мы не имели. Для посольства он делал всё, что в его силах».

Однако в Центре считали, что Рябов не проявил должной инициативы, чтобы наладить деловые взаимоотношения с Горелкиным. Как следствие – постоянный цейтнот в оперативной работе. Рябов сетовал: «У Горелкина нет никакого желания помогать мне. От него я встречал только препятствия. Несмотря на мои сигналы и просьбы, помощи от Центра в этом деликатном деле я не получил. Товарищ «Тагор»[108] может подтвердить мои слова. Он тоже пытался договориться с Горелкиным во время своего пребывания в Монтевидео, но без успеха». Подытоживая историю отношений с Горелкиным, Рябов, однако, говорил примирительно: «Они были напряжёнными, хотя до открытых столкновений мы старались их не доводить».