На вулканах

Внезапно я почувствовал, как мною овладевает каменное равнодушие ко всему, из-за чего здесь царило такое возбуждение. Мне вдруг стало все безразлично. Свою роль, безусловно, играла накопившаяся усталость, но, кроме того, теперь, когда решающий шаг был сделан и ничто уже не могло помешать осуществлению проекта, который мы так давно вынашивали, разрабатывали, защищали, на меня ни с того ни с сего навалилось ощущение полной незаинтересованности в том, что будет. И я вновь узнал это чувство, с которым впервые познакомился сорок лет назад, на войне, когда, заложив взрывчатку, мы вот так же ждали взрыва.

Тогда, в 40-е годы, подпольщики работали только по ночам, и лишь под утро, как сегодня на Этне, оканчивали все приготовления и отходили. Иногда мы использовали бикфордов шнур или электропровод, например, чтобы свалить линию электропередачи, взорвать пост централизации на железной дороге или просто разворотить пути; иногда взрыв вызывал сам проходящий поезд. Часы перед акцией были полны действия, тревоги, напряжения, опасностей. Это начиналось в момент, когда, сгибаясь под тяжестью своей смертельно опасной ноши, мы выходили из дому и шли к месту встречи. Вокруг подстерегала опасность, везде были враги - оккупанты и их пособники, полицейские, жандармы, военные, гестаповцы... К месту встречи мы приближались осторожно, как к западне, а потом, встретившись, все так же настороже, прикрываясь напускной беззаботностью, отправлялись к месту акции. Иногда нам предстояло несложное дело - взорвать опору электропередачи или железнодорожные рельсы, в другие дни перед нами стояла более крупная, стратегическая задача, например разрушить на железной дороге пост централизации или туннель, или военные гаражи, или, например, вывести из строя железнодорожный мост через реку Мез, к которому за все четыре года нам так и не удалось даже приблизиться.

Установка взрывных зарядов, чаще всего толовых, иногда пластиковых, бывших в те годы в новинку (их нам изредка сбрасывали английские самолеты), оказывалась настолько увлекательной, что мы порой забывали про всякую осторожность. Оставалось только горячее желание все провести как следует, удовлетворение от того, что ты что-то сделал своими руками и сделал хорошо. И когда все было подготовлено, выполнено с тщанием, без которого нет хорошего рабочего, или инженера, или бойца, мы складывали инструменты, садились на свои велосипеды и не торопясь отъезжали, выполнив свою задачу.

Не знаю, знакомо ли было моим тогдашним товарищам овладевавшее мною чувство внезапной отстраненности от всего, что занимало нас целиком в предыдущие часы. Я никогда им об этом не говорил, потому что наступление этого чувства у меня совпадало с ощущением сильного нервного напряжения, усталости, прорывавшейся наружу, только когда все было готово. А когда мы встречались вновь, готовые к новым акциям, было уже не до ощущений: я о них забывал и думать. Сегодня никого из моих товарищей не осталось в живых. И в этот день, в четыре часа утра 14 мая 1983 г., я вновь ощутил, как наваливается на меня внезапное и кажущееся равнодушие ко всему, что без остатка занимало мой ум целую неделю, днем и ночью. Лет сорок это чувство не приходило ко мне, и я о нем забыл. Я уже говорил, что мне по характеру свойственно отбрасывать прошлое и жить настоящим и будущим. Чтобы вновь воскресли в моей памяти эпизоды минувших времен, мне необходимо было снова попасть в точно те же условия, и вот теперь я стоял в толпе и вместе со всеми, без всякого волнения, почти равнодушно ждал, когда же Аберстен подаст команду и прозвучит взрыв.

Он прозвучал в 4 ч 04 мин. Вернее, в этот момент прогремел первый из трех отдельных взрывов, рассчитанных с интервалами в несколько десятков секунд. Сначала брызнул сноп искр и раздался глухой грохот взрываемой породы, потом поднялась густая завеса пыли и скрыла от наших взглядов, прикованных к перемычке, ту ее точку, которая интересовала нас больше всего, где прямо напротив нас должна была покатиться огненная река. Прошло несколько томительных минут, пока рассеялась плотная пыль. И тот да мы увидели, как медленно, не спеша, лава широким фронтом движется в нужном нам направлении: стена была разрушена, подрывники справились с задачей.

Равнодушие мое куда-то делось, и, забыв про усталость, я бегом устремился к зияющему пролому в стене. Впереди меня бежали Барбери, Легерн, Виллари, Аберстен, Рипамоши, еще какие-то люди. Брешь получилась широкая, что надо. Но мы знали, что, поскольку нам не удалось заминировать низ стенки, основание ее осталось на месте, и нижняя часть потока продолжала течь по прежнему руслу.