Читаем На вулканах полностью

Хотя в Катании светило солнце, в Николози было облачно, а в Сапьенце совсем пасмурно. Верхушка Этны упиралась в серый потолок. Воздух стал сладковатым, ветер приносил запах влаги, и это напомнило мне, что так же начинается непогода в Альпах. Все еще могло, однако, перемениться, ветер не устоялся, и груда облаков колыхалась в нерешительности. Мы решили идти и заночевать у подножия бокки Нуовы: Фанфан хотел показать нам ее в ночное время.

До края снегов добрались по канатной дороге, слезли на верхней станции, стали на лыжи и пошли вверх, забирая западнее от вершины. Мы растренировались, и высота давала себя знать: слишком быстро из приморской Катании мы очутились на верхних склонах. До точки, выбранной для привала, добирались довольно долго. Снег был почти весенний, перележалый, затвердевший, покрытый неприятными желобками, вырытыми дождем и ветром. Местами склон был припорошен серым пеплом, и тюленьи шкуры скользили.

Фанфан нас предупреждал: зимой на вершине Этны надо ходить осторожно. Поднимающееся от свежих потоков лавы тепло вызывает внизу таяние снегов, образуя внутренние ходы, будто вырытые гигантскими кротами. Иногда такой ход успевает обвалиться и его легко заметить. Но зачастую единственными признаками снеговой западни бывает лишь чуть заметное понижение склона, неуловимый оттенок снега, и здесь нужен острый глаз. Мы шли гуськом за Фанфаном, рассчитывая на его опытность: уж он-то не пропустит ловушки.

На плече трога мы расположились на привал. Летели облака, покусывал леденящий ветерок высоты. Фанфан нашел место, где поверхность чуть прогибалась, воткнул в снег лыжную палку, погрузил ее до самой рукоятки и расширил образовавшееся отверстие; так он обнаружил внутреннюю пещеру, где мы и расположились.

К вечеру ветер окреп, оттеснил облака к нижним склонам, и на несколько часов, будто специально для нас, гора, оказавшись выше области непогоды, снова превратилась в вулкан. Ночь выдалась лунной, и профиль горы четко вырисовывался в жестком свете. На склонах ветер смешивал ледяную снежную пыль с теплыми газами фумарол и гнал дальше. Мы ступали по неверной, зыбкой почве, словно очутившись в сказочной стране.

Фанфан, хозяин здешних мест, рассказывал нам о горных эльфах, но их огоньков этой ночью мы так и не увидели. Вулкан молчал, и ветер пригибал его султан к невидимым кратерам. Ради возможности наблюдать извержение мы бы согласились вытерпеть любую стужу, но бродить впустую не хотелось, и вскоре мы вернулись в лагерь.

С трудом втиснулись в палатку, а уж залезть в спальный мешок оказалось почти невозможным делом. Палатка хлопала на ветру, и я вспомнил, как она вот так же хлопала далеко-далеко отсюда, в других горах. Сейчас я опять высоко, и опять лагерь, и борьба с непогодой - привычный удел альпиниста.

Спали мы недолго, всю ночь опасаясь, что налетит шквал и завалит палатки. Но палатки простояли прочно до утра. А вот пейзаж изменился. Всю ночь Этна как бы плыла по течению, погоняемая вьюгой, и приплыла в этот "не наш мир", о котором Тезена дю Монсель рассказывает, что в непогоду там собираются вместе все горы земли.

Мы оказались в гигантском потоке из облаков и снега. Было впечатление, что ветер дует сразу со всех сторон, да так сильно, что, казалось, никогда не остановится. Пора было возвращаться в Сапьенцу, распрощавшись с этими склонами, где нам больше незачем было оставаться. Но снег залеплял очки, слепил. Все тонуло в тумане. Не было ни тени, ни света, одна только белесая мгла, где найти правильный путь не было никакой возможности.

Мы рассчитывали на несколько дней похода, и продуктов у нас хватало. Мы укрылись в обнаруженной Фанфаном пещере и, забаррикадировав вход лыжами и палаточным брезентом, уселись на запорошенную шлаком почву своего нового укрытия. Так мы и сидели, не отряхнув даже снега, слушая внезапно обступившую нас тишину: вьюги больше не существовало.

Мы находились внутри широкой закрытой галереи высотой больше человеческого роста. С верхнего конца она переходила в узкое отверстие, откуда тянуло холодом. Не знаю, сколько времени мы здесь провели. День, потом ночь, и еще день, и, наверно, еще ночь. Или больше? Мы перестали ждать, и время исчезло. Мы забыли о внешнем мире, о горе и о нашем походе. Мы просто сидели и наслаждались безмятежным покоем, погрузившись в бесконечное сегодня. Иногда нам становилось слегка не по себе: что, если непогода так и не прекратится? Подобравшись к выходу, мы приоткрывали уголок брезента. Немедленно раздавалось завывание вьюги, влетавшей в крохотное отверстие. И мы вновь, словно в кокон, заворачивались в тишину и покой безмятежного ожидания...

В какой-то момент там, снаружи, должно быть, переменился ветер и пригнул султан дыма к тому склону, где мы засели. Из отверстия потянуло серой. Один из нас встревоженно поднялся с места: "Слышите? Это газ! Пора уходить".

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное