На всю жизнь

— Вы что, будете каждый день меняться во время купания детей? — с ехидством спросил я.

Чернох был, однако, опытным политработником и не обиделся на мои слова.

— Перенесем продолжение нашего разговора на другое время. Помимо убеждения твоей жены нужно будет еще найти решение… — Подумав, он уточнил: — Организационное решение.

Едва я закрыл за собой дверь кабинета, как эти слова снова пришли мне в голову: «Организационное решение. Вот оно что!»

В тот вечер я успел поужинать с детьми. Сейчас я смотрел на них совсем иначе, чем обычно. Я прикидывал, сколько Лиде необходимо времени, чтобы довести эту важную задачу до благополучного конца. Потом я помог ей искупать детей и уложить в кровати.

При этом я представлял, что их будет еще больше, а Лиде придется все делать одной. Я пришел к выводу, что из этого ничего хорошего не получится.

Мне казалось, что самое правильное решение напрашивается само собой, и не мог дождаться, чтобы сказать ей о нем. С этой целью я зашел к Лиде на кухню.

— Я знаю, как мы это сделаем, — сказал я громко, стараясь заглушить стук посуды.

— Что сделаем? — спросила она, удивив меня своим вопросом.

Мне казалось, что она ни о чем больше не думает, кроме как о том, что наша семья скоро увеличится, а я должен буду пойти учиться.

— У меня возникло решение, — я попытался не потерять своего настроя, — как сделать, чтобы я все-таки мог бы пойти учиться.

Она посмотрела на меня так, словно хотела пронзить взглядом.

— Лида, ну что ты думаешь обо мне? — Я немного обиделся, поняв ее взгляд.

— Я бы хотела, чтобы у нас была полная ясность в самом главном.

— Знаю, знаю: два плюс два будет четыре! — Я постарался показать, что в самом главном у меня полная ясность.

— Ну, тогда я слушаю тебя со всем вниманием, — заявила она и отложила последнюю вымытую тарелку.

— Поедем к нашим, мать и отец помогут тебе с детьми, и у меня появится возможность пойти учиться, — заявил я с гордостью за свою идею, столь гениальную и простую.

Я взглянул на Лиду, но восхищения гениальной простотой моей идеи что-то не заметил.

— Я не хочу к старикам возвращаться, Петр, — огорошила меня Лида.

— Но почему? Все-таки нам там жилось неплохо.

— Жилось неплохо, но я все равно не хочу возвращаться к той эпохе. Если бы ты знал, как я счастлива, что могу самостоятельно решать, что сделать на ужин или к воскресному столу, за какое дело взяться, то ты бы понял, почему я не хочу возвращаться к прошлому. А потом, Петр, мне хорошо здесь. Здесь мне нравится больше, чем в Праге. Люди, отношения между ними, то, что я почти всех знаю и они знают меня, что я иногда могу погулять в лесу, что нам не нужно по пятницам вырываться с нашими на дачу, что меня в школе уважают и я для них уже не начинающая учительница… Я отсюда никуда не поеду. По крайней мере, в ближайшее время.

Какая гениальная и простая идея была у меня. И как гениально и просто Лида развеяла ее.

Потрясенный этим фактом, я вышел в гостиную. Именно сейчас по телевизору начинался итальянский психологический фильм о женщине, влюбленной одновременно в своего мужа и в любовника. «Мне бы их заботы!» — подумал я и поудобнее устроился в кресле.

Перед этим я еще крикнул Лиде, о чем фильм, и спросил ее, будет ли она смотреть. Это для того, чтобы не устраиваться напрасно. Такое комфортабельное кресло у нас только одно, и если Лида идет смотреть телевизор, то она пользуется преимуществом.

— Мне нужно еще подготовиться к завтрашнему дню, но я хотела бы узнать, чем фильм закончится, — сказала Лида.

— Убили его. Этот фильм уже показывали.

— Бедняжка, — пожалела она, но мысленно, кажется, находилась совсем в ином месте, потому что в противном случае ее бы заинтересовало, кого, собственно, убили. Мужа или любовника.

* * *

— Смотрю я на тебя, какой-то ты в последнее время странный, — сказал мне Ванечек утром.

— Возникли проблемы, — признался я.

— Зайди ко мне, — предложил он.

Я зашел к нему в кабинет с чувством вины за неправильное использование рабочего времени.

— Рассказывай, в чем дело, — сказал он, едва мы сели. — Не думаю, что я мог бы тебе помочь, но, как говорится, когда расскажешь о беде, то наполовину снимешь с себя ее тяжесть.

Я это знал и рассказал ему все: и что нас в скором времени будет шестеро, и что, несмотря на это, я хотел бы пойти учиться, и что совершенно исключено, чтобы это осуществилось сейчас, через год или даже через два. Лида же, хотя одна она не в силах справиться со всем, решительно отказывается вернуться к нашим старикам, потому что ей нравится самостоятельность в домашних делах, и здесь, в глухомани, ей все тоже нравится.

— Да, дела неважные, — отметил Ванечек, выслушав меня.

Я полностью с ним согласился.

— Ну, все ясно! — хлопнул он себя по лбу. — Есть простой и притом гениальный выход.

— Остается еще только добавить, что все гениальное просто или наоборот. Я так же думал, но меня вывели из заблуждения, — ответил я.

— А что, если все перевернуть? — предложил Ванечек.

Мне было непонятно, что конкретно следовало бы перевернуть.