На всю жизнь

Бартоничек стал членом шайки Марцела. Речь не шла о чем-то чрезвычайно опасном, но это было совершенно невыносимо. Как правило, дважды в неделю проводились выходы, и каждый раз в разные районы. Бартоничек открывал машины, парни обкрадывали их. Раза два в месяц Марцел совал ему сотенную бумажку и при этом жаловался, что сейчас хороший японский магнитофон в машине не найдешь, хоть разбейся.

Между тем наступило время выпускных экзаменов. Бартоничек бросился на них с наскоку и в соответствии с этим выскочил как ощипанный петух. На вступительных экзаменах в техникум он провалился по математике и через два месяца был призван в армию. Он был доволен, что избавится от Марцела, всей шайки и упрекающих взглядов отца.

Но однажды в субботу Марцел появился в гарнизоне, пригласил Бартоничека на ужин и потом рассказал ему об «акции столетия», как он выразился. Через неделю-другую они собирались совершить налет на летнюю виллу одного толстосума, который в зимний период туда не ездит.

Уходя, Бартоничек поблагодарил за ужин и пожелал шайке больших успехов в «акции столетия». И тут Марцел сообщил Бартоничеку, что ему отводится важная роль, а потому он обязательно должен прийти. Как он сумеет это сделать — это уж его дело. Иначе все узнают, что он дерьмо и что он обкрадывал машины.

Чем ближе подходил срок проведения «акции столетия», тем яснее становилось Бартоничеку, что он в ней участвовать не станет. Будь что будет, но он не пойдет. Но потом это показалось ему трусостью. Он решил приехать и сказать им это в глаза. Так и сделал.

«Акция столетия» проходила без него и завершилась печально. Хозяин дома, как Марцел это заранее выяснил, действительно отсутствовал, но они столкнулись с его приятелем, который приехал туда, чтобы в прелестном обществе провести прекрасную ночь, и вместо этого очутился в больнице с тяжелым ранением после того, как попытался оказать сопротивление шайке Марцела. Всю шайку забрали той же ночью, постепенно выяснили все их грехи и потом вышли на Бартоничека.

Закончив рассказ, Бартоничек вопросительно посмотрел на меня, скажу, ли я что-нибудь. Но я ничего не сказал. Потом все-таки выдавил:

— Можете идти.

Как только за Бартоничеком закрылась дверь, я пошел к поручику Логницкому, который в это время в классе проводил занятия по уставам. Посмотрев на часы, я определил, что могу не спешить. Перерыв будет только минут через пять.

С удовлетворением я отметил, что на перерыв солдаты вышли ровно через пять минут — ни минутой раньше.

Когда я увидел Логницкого, он закуривал сигарету.

— Выкури ее у себя в кабинете, — предложил я ему.

Он отпер дверь своего кабинета и с вопросом на лице предложил мне стул.

— Решим это стоя. Не буду тебя долго задерживать, — начал я.

Вопрос на лице Логницкого стал еще более выразительным.

— Рапорт о переводе можешь не подавать. Не хочешь, чтобы Бартоничек был в твоей роте, твоя просьба будет удовлетворена. Организую его перевод в третью роту. И могу сказать тебе, почему. У них лучше организация ССМ… — Я умышленно не закончил фразу.

— И лучше командир, если я правильно понял, — добавил Логницкий.

— Это сказал ты, я бы не позволил себе сделать такое заключение. Я знаком с тобой довольно малое время. Но то, что командир третьей роты в работе с людьми более терпелив, это я уже успел заметить… А теперь мне пора. Перерыв через минуту закончится, — добавил я и, выйдя из кабинета, столкнулся с замполитом роты Петрачеком.

— Было бы неплохо, если бы вы пригласили меня на ближайшее заседание комитета ССМ, — обратился я к нему. — Хочу поговорить с вами о вашем решении.

Он сделал вид, что не понимает, о каком решении идет речь.

— О том, что вы не хотите, чтобы в вашей роте служил Бартоничек. Я знаю, что ты был против. Но это тебя не оправдывает. Быть против — недостаточно. Политработник прежде всего должен уметь убеждать.

* * *

После обеда я максимально лаконично рассказал Индре о своем разговоре с Бартоничеком и о тех мерах, которые принял. Слушая меня, Индра даже не оторвал взгляда от аккуратно разрисованной карты.

— Отлично, я всегда хотел иметь самостоятельного политработника. Благодарю тебя, — ответил он на мои слова. — Взгляни, дружище, — подвинул он ко мне карту, — вот это задание. Его могли придумать только чрезвычайно мудрые головы.

Индра стал объяснять мне различные варианты решения задания. С точки зрения командира дивизии. Внезапно, оторвав глаза от карты, он спросил:

— Когда ты в последний раз был с Лидой в театре?

Я признался, что давненько это было…

— В нашем областном театре, наверное, ни разу, не так ли?

Я кивнул.

— Делаешь ошибку, — начал он поучать меня. — Наш областной театр находится на довольно высоком уровне. — В этих его словах слышалась гордость.

Сказав это, Индра достал из заднего кармана брюк три билета. Один из них оторвал, а два подал мне.

— На субботу, вечернее представление.

— Нам не с кем оставить детей, — сказал я.

— На Томашекову можно положиться. Ну, что смотришь? Жена подполковника Томашека.

— Нужно посоветоваться с Лидой.