На всю жизнь

Как бы выглядел Гинек, если бы она сообщила ему, что… у них будет ребенок? Она попыталась представить себе его лицо. Серьезное, с легкой иронией, улыбающееся, удивленное… Нет, ни одно из них ей не нравится. На лице будущего отца в такую минуту должно отражаться все — радость и озабоченность, страх и вера, нежность и ответственность. Ребенок — это божественный дар, но дар этот требует тебя всего, без остатка.

Шарка испугалась собственных мыслей, но предчувствие — это еще не реальность.

Она несколько раз провела гребнем по волосам, и они рассыпались по плечам, покрыли спину. С минуту она раздумывала, что с ними делать. Наконец решила собрать их в пучок, наперед зная, что пучок ей совершенно не к лицу. Умышленно, конечно, чтобы привлечь внимание Гинека. Вспомнила, что новую бледно-голубую ночную рубашку, недавно купленную, он не заметил.

Новая прическа делала ее лет на десять старше. Она вытащила из ящика оправу очков от солнца, из которой когда-то высыпались разбившиеся стекла. Шарка водрузила эту оправу на носик и нахмурилась. «Как брюзгливая старая баба, — подумала она. — Еще несколько лет учений, тревог, проведенных в одиночестве ночей — и ты будешь похожа на противную сову».

В замке загремел ключ. Шарка застыла от напряжения. Сначала в прихожую вплыл портфель Гинека, потом и сам он. Она молниеносно сорвала очки, они упали куда-то на пол, и стремглав бросилась к двери. Прижалась к груди Гинека, обвила руками его шею. На улице шел дождь, она чувствовала капельки на форме Гинека. Холодные и неприятные, они легко проникали сквозь тонкую рубашку. Они поцеловались.

— Намокнешь вся, сильный дождь на улице. — Он попытался легонько ее отстранить.

Шарка не сдавалась. Она еще плотнее прижалась к нему.

— Парень, ты преступник. Оставлять меня каждый вечер одну — преступление. А если еще знать, что через несколько дней уезжаешь, то это отягчающее вину обстоятельство.

Гинек сделал очень серьезное лицо:

— Каждый осужденный имеет право на защиту, отпусти меня и дай мне такую возможность.

— Согласна, но с одним условием. Что сегодня ты уже никуда не исчезнешь.

— Хорошо.

— Даже если позвонит связной? — лукаво посмотрела она на него.

Гинек рассмеялся:

— Что у тебя на голове? Не хватает только посадить на твою макушку воробьев… Что это ты такое сотворила?

— Не уклоняйся от ответа. Так как со связным? Говори, братец, без раздумий, — настойчиво требовала она.

— Если без раздумий, то обещаю, — согласился он и поцеловал ее.

Шарка ослабила руки.

— Но если поразмыслить, то исключить такую возможность нельзя, — добавил он.

— Нет, с тобой, парень, все ясно, ты всегда найдешь какую-нибудь отговорку. — Шарка надела халат и стала накрывать на стол. Она снова подумала, что он в мыслях далек от нее, но она ошибалась.

— Так что ты сделала с волосами? — снова поинтересовался он.

— Хотела, чтобы ты меня заметил, — призналась она.

Хотя Шарка стояла к нему спиной, она почувствовала, что Гинек опешил. Через минуту он встал, обошел стол и взял ее за талию.

— Я мало уделяю тебе внимания, знаю это, но не сердись, иначе нельзя. Не могу же я там опозориться.

— Я не утверждаю, что ты не уделяешь мне внимания, я только хотела, чтобы ты заметил меня.

— Но ведь не замечать тебя и означает не уделять тебе внимания.

— Нет, ты говоришь не то.

— Именно то. Ты дала мне понять это еще у двери.

Шарка с удивлением заметила, как посерьезнело его лицо, как взволнованно он зашагал по кухоньке. В другой раз он бы подшутил над ней, подразнил, чтобы заставить ее капитулировать, и все закончилось бы общим смехом или, в худшем случае, ее пятиминутной обидой. Но таким она его еще не знала.

Гинек исчез в комнате. Через минуту оттуда донеслись звуки концерта Гайдна для органа и оркестра. Гинек давал ей понять, что продолжать разговор он не рекомендует.

Шарка вымыла и вытерла посуду, приготовила себе одежду к завтрашнему рабочему дню и стала ждать.

Музыка дозвучала. Шарка напряженно ждала, станет ли он слушать концерт великого композитора в третий раз или поставит другую пластинку. По логике мог бы последовать Бах — орган был слабостью Гинека. Особенно в минуты, когда он считал необходимым остаться наедине с самим собой.

Но, видимо, Гайдна ему хватило. Проигрыватель замолк, раздались позывные новостей второй телевизионной программы.

Теперь она уже могла войти в комнату. Гинек лежал на диване в рубашке и брюках. Шарка невинно улыбнулась, посмотрела ему в лицо.

— Успокойся, я уже тебя заметил, но будь любезна, расчеши этот стог, — сказал он. — И если ты прогуливаешься здесь в своей ночной рубашке тоже только для того, чтобы я ее заметил, то, будь уверена, я о ней знаю. Почему вы, женщины, считаете, что мужчины должны низвергать поток слов по всякому поводу?

— А почему до вас никак не дойдет, что это нам приятно?

Буря миновала.