На восьми фронтах

8 ноября я поехал во 2-й гвардейский кавалерийский корпус генерала В. В. Крюкова. В сентябре мне уже довелось быть свидетелем переправы одной из его дивизий — 17-й Краснознаменной генерала П. Т. Курсакова — через Десну и написать об этом корреспонденцию. И вот сейчас Павел Трофимович снова прислал приглашение побывать в его соединении.

П. Т. Курсаков находился в небольшой землянке и как раз распекал кого-то по телефону. Освободившись, начал рассказывать о боях, которые вела дивизия уже тут, на плацдарме. Пожаловался:

— Считаю, что нас пока не совсем правильно используют. Сила и преимущества кавалерии — в подвижности. А нас спешили с коней и поставили в оборону. Вроде пехоты для этого не хватает…

Только мы собрались с ним пообедать, как пришел шифровальщик и протянул генералу шифровку. Прочитав ее, П. Т. Курсаков немедленно встал, крикнул ординарцу:

— Николай, машину!

А мне сказал:

— Вызывают к Батову, извини. Поработай тут сам, люди же тебе известные.

И тут же уехал.

На следующий день я тоже попал к командующему 65-й армией генерал-полковнику П. И. Батову. Он сердечно поздоровался со мной, но тут же сказал:

— Все остальное потом, товарищ корреспондент, потом. Сейчас не могу вам уделить больше ни одной минуты.

Член Военного совета армии генерал Н. А. Радецкий взял меня под руку и повел к себе, говоря на ходу:

— Не будем мешать командующему. На его плечи и так легла неимоверная нагрузка.

В это время П. И. Батов как раз решил еще раз уточнить с командирами соединений последние детали завтрашнего наступления. Но об этом я узнал позднее. А сейчас генерал Н. А. Радецкий неожиданно предложил мне:

— Хотите почитать, как фашистская пропаганда рекламирует неприступность Восточного вала, основой которого является Днепр? — и протянул обзор берлинской печати.

Действительно, какие только эпитеты не употребляли гитлеровские писаки для характеристики этого пресловутого вала — «стальной», «железный», «огненный», «гранитный». Газеты утверждали: «Большевистские полчища никогда не увидят правого берега Днепра»; «На западный берег Днепра русским дороги нет»; «Отныне от Днепра начинается новая Европа, и человечество скажет спасибо фюреру, германской империи, что он остановил азиатские орды у этой реки».

Смешно было читать эту галиматью уже здесь, за Днепром.

Интересны были и показания пленных, с которыми меня тоже познакомил генерал Н. А. Радецкий. Вот некоторые из них.

Ефрейтор-артиллерист: «Перед нами поставили задачу утопить русские десанты в Днепре. Говорили, что у нас больше трехсот орудий и несметное количество пулеметов… Однако ваши самолеты и ваша артиллерия сорвали все наши планы».

Обер-лейтенант: «Моя рота 15 октября от огня вашей артиллерии и в первом бою с десантниками потеряла 80 человек. Ваша авиация дезорганизовала всю связь, и каждое наше подразделение действовало только в своих интересах».

Фельдфебель: «Переправа ваших войск через Днепр, особенно потеря Киева, потрясла немцев. Восточный вал прорван, и где мы остановим русских, никто не знает».

Я остался в штабе 65-й армии еще на один день и

10 ноября неожиданно для себя стал свидетелем начала нашего наступления.

Началось все это в полдень, после короткой артиллерийской подготовки. А уже через три часа в оперативном отделе штаба армии мне сказали:

— Оборона врага прорвана двумя стрелковыми корпусами на довольно широком фронте…

В эти дни мне не раз пришлось наблюдать за генерал-полковником П. И. Батовым. Не берусь оценивать его полководческие данные, но то, что я видел собственными глазами, дает мне право заявить, что во время боя командующий 65-й был на высоте.

П. И. Батов поражал своей необыкновенной живостью, энергией, внутренним огнем, который отражался на его лице, в глазах и даже в голосе. Я много раз слышал его разговоры с командирами корпусов, дивизий, полков. Это были дельные, короткие разговоры, без нервозности и ругани, в которых, однако, чувствовалась воля, твердость. Решения принимались быстро и, как правило, учитывали в себе мнения как его ближайших помощников по штабу, так и тех командиров, которые должны были их выполнять.

Мне известно, как остро дебатировался перед наступлением вопрос об использовании в бою конницы. Ведь в современном бою, насыщенном массой техники и автоматического оружия, она была довольно уязвимой. И вот штаб 65-й армии, штабы кавалерийских и танковых корпусов в конце концов пришли к единому решению: «заковать» кавалеристов в своеобразные танковые ромбы. Делалось это на практике так. В каждом танковом корпусе две бригады клином входили в прорыв, по мере продвижения расширяя его основание. А в расчищенный танками район тут же врывались кавалерийские корпуса. За ними начинали двигаться третьи бригады танковых корпусов, образуя как бы тыльную часть ромба. Такое построение боевого порядка надежно ограждало конницу от контрударов противника.

Хорошо было продумано и авиационное обеспечение операции. Благодаря всему этому наши войска в ночь на

11 ноября уже вышли на оперативный простор.

* * *