На восьми фронтах

Вот ко мне, как к командующему, то и дело обращаются с нуждами и просьбами командиры частей и соединений. И тут же просят для проверки обоснованности этих нужд и просьб кого-нибудь к ним прислать. И знаешь, чаще всего называют имя Брежнева. Почему? Да потому, что в полках и дивизиях ценят его опыт, партийную принципиальность, справедливость, верность данному слову и одновременно — простоту, доступность, душевность. Леонид Ильич всегда готов на любое, даже самое трудное и опасное дело. И любое дело у него ладится.

* * *

Таковы шесть рассказов людей об одном и том же человеке. Шесть характеристик коммуниста-ленинца, выдающегося политработника.

Глава пятая. Курская дуга

Наш путь — на Центральный фронт. Здесь, на небольшом участке орловско-курского направления, наступают крупные силы противника. Еще 5 июля 1943 года враг ввел в сражение до полутысячи своих танков и штурмовых орудий и теперь с каждым днем наращивает силы. С воздуха всю эту массу войск и техники поддерживают сотни самолетов. Направление главного удара — на Ольховатку.

Бои идут огромного, невиданного напряжения. И тем не менее на прифронтовой дороге ни малейших признаков нервозности или тревоги. Все идет с деловым спокойствием, уверенностью в наших силах, верой в то, что враг не пройдет.

Движение чрезвычайно оживленное. В сторону фронта двигаются колонны грузовиков, кузова которых доверху забиты снарядными ящиками. Навстречу же этим колоннам спешат санитарные машины с ранеными. Их тоже много.

Приближение фронта заметно не только по более явственному гулу артиллерийской канонады. Вот мы поравнялись с мощным трактором-тягачом, который тянет за собой неприятельский «тигр». Грязно-темная громадина тяжелого танка производит впечатление. Придумано и сделано, пожалуй, неплохо. Но насколько же ловок и смел тот красноармеец, который сразил этот грозный вражеский танк!

— Куда его? — спрашиваю у тракториста.

— Да артиллеристы попросили ближе рассмотреть, что у него да как. Вот мы в тот лесок его и тянем.

— Прямо с поля боя?

— Известно, оттуда… Этого седьмым по счету подбили, залез дальше всех.

Останавливаем раненого ефрейтора, который своим ходом держит путь в тот же лесок, в госпиталь. Номер своей дивизии он не называет, говорит, не положено. А вот роту…

— Ротой командовал лейтенант Смирнов. Смирнов Евгений Федорович. Этот секрет можно раскрыть, поскольку в живых нашего ротного уже, к сожалению, нет. Погиб в контратаке… Моя фамилия Федулин, зовут Никитой, Ручным пулеметчиком в роте был… Дрались как положено. Танки, которые у него еще остались целы, пропустили через себя. А автоматчиков уложили всех, ни один фашист назад не ушел… Цифру назвать не могу, не до-счета в бою было. Но побили много…

— По всему видать, не получилось у Гитлера с наступлением, — вступает в разговор другой раненый, сержант. — Танков его побили видимо-невидимо. А без танков фашист слабый. Не приученный он без поддержки танков воевать.

Мы просим сержанта назвать свою фамилию.

— Крамаренко я, из Сибири. Петр Игнатьевич. Был вторым номером в расчете противотанкового ружья. Двух «тигров» мы сожгли, а потом меня осколком мины в бок. Поначалу думал — конец. Но ничего, отошел, вон даже сам двигаюсь…

В рощице, что за маленькой деревушкой, сидит на траве группа пленных. Около нее — наш лейтенант и два красноармейца.

— Привал? — спрашиваю я у лейтенанта.

— Да вроде этого… А вообще-то кухню ждем. Надо же накормить этих гавриков…

Лейтенант неплохо знает немецкий, и мы через него задаем пленным несколько вопросов.

Отвечает высокий и худой обер-лейтенант, пилот с разведывательного самолета.

— Днем пятого июля командование послало меня сфотографировать отступающие русские колонны. Приказали установить, по каким дорогам они двигаются. Первый вылет — в десять часов. Но на дорогах мы не обнаружили никакого отхода ваших войск. В пятнадцать часов — снова вылет на разведку. Но и на этот раз мы не доставили фактов, что русские отступают. Ну а в третий вылет… Во время него меня сбили…

Обер-ефрейтор из 86-й немецкой пехотной дивизии рассказал:

— Наш полк в наступлении поддерживало двадцать танков. Двенадцать средних и восемь тяжелых. Успеха мы не добились. Рота за каких-нибудь полтора часа боя потеряла всех командиров, до девяноста процентов личного состава. Из второго взвода, например, уцелел лишь я один… Я на восточном фронте с сорок первого года, но таких страшных боев еще не видел…

Над головами проходят несколько волн советских бомбардировщиков. Пленные и конвоиры задирают головы вверх, провожают их взглядом. Один из конвоиров говорит по-немецки:

— Гут!

Кто-то из пленных печально роняет:

— Никс гут…

Где-то неподалеку начинают рваться бомбы…

* * *