На восходе солнца

— Бей по тем! Не подпускай! — возбужденно кричит Васюков конвоиру, но тот лежит, уронив голову на автомат. Васюков переворачивает его и видит бледное, залитое кровью лицо.

— Не повезло... Эх, как не повезло нам...— говорит солдат и замирает.

Снова очередь крупнокалиберного крошит бе­тон, и Васюков стреляет в ответ. Потом, испу­гавшись. что долго здесь не удержится, броса­ется с балкона за дверь. На ходу он срывает с конвоира сумку с дисками и волочит ее за со­бой.

Снизу слышится густая стрельба, у входа рвутся гранаты, и Васюков по какой-то лестни­це бросается еще выше.

Запыхавшись, он взбирается на чердак с не­сколькими слуховыми окошками в массивной черепичной крыше, выглядывает на переправу. Часть эсэсовцев на этом берегу и возле виллы, другая часть схлынула с брода на ту сторону. Там же стоят автомобили, 2-3 из них горят ярким пламенем, развевая на ветру длинные хвосты чадного дыма. Васюков выпускает мет­кую очередь, и несколько эсэсовцев с брода, разбрызгивая воду, бегут назад. Остальные за­легают за деревьями парка.

В бое наступает заминка.

В зале не остается ничего от вчерашнего уюта, в окнах зияют дыры, потолок и стены густо побиты очередями, все засыпано битым стеклом и штукатуркой.

Босой Ананьев с автоматом в руке бросается от окна к окну, расставляя защитников виллы.

— Разведка, держи это окно! На твою лич­ную ответственность, Воробей, это. И на угол, на угол смотри...

— Петя, ты ж ранен! — бросается к майору Зина. Ананьев, размазав на лбу кровь, отмахи­вается.

— Да ерунда! Касательная. Ты береги пат­роны! Зина, береги патроны...

Зина размеренно стреляет из-за косяка из пис­толета.

В зал вбегает старик. Растерзанный вид его страшен. Воздевая кверху руки, старик в ужа­се восклицает:

— Майн гот! Майн гот! Майн либе вилла!..

— Вилла? Черт с ней, с твоей виллой! Гляди, как бы самому не хана... Капитан, что наблю­даешь? — кричит майор в открытую дверь.

— Попрятались, сволочи! Что-то гергечут, а где — не видать.

— Сейчас они бросятся. На рассвете им на­до переправиться, а мы мешаем. Старшой! — кричит Ананьев.

— Я,— спокойно отвечает старший техник-лейтенант, взводя курок нагана.

— Ты держи дверь! За тобой дверь. В окна они не впрыгнут. Высоко. А в дверь — да. Во­робей, тоже — на дверь!

Старший техник-лейтенант идет в прихожую к запертой входной двери, за ним бежит Воро­бей. Ананьев оглядывается и видит в углу блед­ное лицо стоящего в неподпоясанной гимнастер­ке Терещенко.

— А ты что?

Тот пожимает плечами.

— Оружия нет? Конечно. Капитан, вооружи арестанта! — кричит Ананьев в раскрытую дверь.

— Не полагается,— отвечает капитан.

— Черт тебя возьми! — свирепеет Ананьев.— А погибать после Победы полагается?

Разведчик от углового окна говорит:

— Эй ты! Держи! — и бросает Терещенко ли­монку. Тот ловит ее на лету.

— И давай к двери! Воробей, ко мне! Где Ва­сюков?

— А вон, слышь? — указывает Зина вверх, откуда доносится приглушенный звук очередей.

— Ах, это он! Вот молодец! Надо ему кого на подмогу.

— Не перейдешь,— говорит капитан.— Все окно разнесли, лестницу тоже.

— Ах, гадство! Ах, гадство!..

Шквал огня из парка и от реки заглушает его слова.

Начинается приступ.

Узкое подвальное помещение с маленьким за­решеченным окошком вверху. Горит свеча в ка­кой-то подвеске, и тени от нее, изламываясь, колеблются по стенам. Пауль, нагнувшись, ре­шительно извлекает из-за каких-то ящиков ав­томат и с силой вгоняет в него магазин. На дво­ре гремят выстрелы, заглушая слова и плач Ир­мы, которая хватается за одежду мужа, за его руки, потом ноги. Она падает на колени, ее ли­цо в слезах, она пытается удержать мужа, и он, по-видимому, теряет решимость. Минуту он вслу­шивается, поглаживая узкие плечи жены, стрельба вроде затихает, она поднимается на но­ги и безответно целует его лицо. На его же ли­це — напряженное внимание и ничего больше. Он весь там, наверху.

Но вот снова грохочут выстрелы, каменные стены подвала сотрясаются от нескольких взры­вов. Пауль закусывает губу и отстраняет Ирму.

Однако она не отпускает его, она обхватывает его колени, и он не решается употребить силу. Он медлит, пока в паузе между очередями не доносятся зычные крики эсэсовцев:

— Форвертс! Хайль Гитлер!

— Эсэсшвайнс! — теряет самообладание Пауль и решительно вырывается из рук жены. Та бросается следом, но он захлопывает тяже­лую дверь...

Почти совсем рассветает, в зале пыль и дым от стрельбы. Рывками бьет из пистолета через подоконник Зина,— выстрелит и присядет, вы­стрелит и присядет. Ананьев стреляет, перебе­гая от окна к окну. В одном из простенков сто­ит с гранатой в руке Терещенко.