На Улице Старой

Блондинка невысокого роста почти не выпускала электронную сигарету. К такой она приучила и Катерину. Раз попробовав, она не смогла отказаться от такого удовольствия. Стоя на улице после смены, обе они хорошо раскуривались и травили байки о прошедшем дне. Ленка постоянно хваталась за крабики в волосах, поправляла их по-всякому и подмигивала проезжающим депутатам и бизнесменам. Катерина сочувственно вздыхала и никак не могла взять в толк, каково быть такой девкой, как Ленка.

– Ты не суди, подруга. У тебя муж, крепкий дом и дочка. А у меня что? Красная цена, паленка и макарошки. «Баллы копим?». Тьфу, противно аж, – и Ленка, не постеснявшись подруги и выходящих из магазина коллег, громко сплюнула.

Сплюнула смачно, да так, чтобы все остальные видели и слышали. Безбожно ругая главу города, Дмитрия Абрамова, она, готовая впиться когтями в горла богатеев, с тоской говорила о будущем.

– Лен, да будет еще все у тебя. Сейчас медицина чудеса творит. Не ездила в Тверь-то?

– О, Тверь! – восклицала Ленка и отводила в сторону кислую мину лица. Утирала выступавшую слезинку, хлопала наращенными ресничками и продолжала: – Ты думаешь там мне помогут чем? Я ж там бывала. Бесплодная я, Кать. Это последняя остановка. Ни мужа, ни детей. Родители померли, и, слава богу, что не узнали. Мать бы не пережила. У батьки тоже нервишки шалили. В один год ушли. Слава богу, что ушли.

– Ну ты погоди, Леночка, погоди, – успокаивала Катерина и по-женски гладила ее мягкие, пахнущие дешевым шампунем волосы. – Была бы мужиком – точно женилась.

– Спасибо, Катька. А дети? Детей не было и не будет у меня, – все возвращалась к больной теме Ленка и закусывала алые тонкие губы, уже не чувствовавшие боли.

– У меня что ли детей много? Одну Ольку родили – и больше не надо. Тем более с такими генами…

– А что гены? Что гены? Вроде Захарка мужик хороший. Его ж весь город уважает. Э, без такого электрика у нас бы неделю не было света. Ну помнишь, года три назад, когда ураган нашел?

– Ну помню… – ответила Катерина и вновь затянулась арбузом и дыней.

– Он же по первому зову подскочил. Все починил, все сделал. Ай да Захар, ай да сукин сын! За него держаться тебе надо, Катька. Держись-держись! Скоро все наладится.

Слушая лучшую подругу, Катерина все же не переставала удивляться, насколько коротка память у Ленки. Она помнит размеры причиндалов всех тех, кто побывал у нее в гостях, знает на зубок курс доллара, отлично осведомлена о новых политических расследованиях, но про поведение Захара будто бы забывает сразу, стоит Водкиной завести прежнюю песню.

В погожий весенний денек, когда коты шастали по огородам и пытались ловить кур, вышедших на прогулку, Катерина рассказывала мужу, как обсудили они с Ленкой войну. Захар натирал сияющую на солнце лысину, переодевался для работы в огороде и посмеивался с украинцев.

– Думают, что русского медведя могут победить? Не, быстро все кончится. За три месяца решат вопрос. Летом в Киев поедем, Кать, – говорил он и проходился по грядкам.

Земля, влажная, липкая, пачкала и без того грязные руки Захара. Работал он лениво, почти что и не работал, а так, напевая разные песни и срамя главу города, ходил по огороду, подвязывал кусты малины и черной смородины, чуть-чуть помогал жене с теплицей. Сама же она, причитая и вздымая полные грусти глаза к блеклому небу, отмечала у себя в голове, где посадит чеснок, где огурцы, а где петрушку.

Петрушку Захар любил, а вот перец, слишком безвкусный и «непитательный, совсем не примечал. Катерина была бы рада перестать сажать перцы, но Оленька, приезжая после сессии домой, любила заботиться о них и после подавать к столу. В особенности запали в душу фаршированные перцы, которыми она занималась ночью, когда мать спит, а отец залипает в телевизор на политические передачи или военное кино.

– Эй, Захар! Захарка! Ну ты где? – раздавалось с улицы.

Знакомый писклявый голосок выдал его обладателя: к железной калитке, скрежет которой противно сипел, деловито подошел Роман Леопольдович. Пройдоха со Старой улицы, ближайший сосед Водкиных, он нигде не работал и большую часть дня проводил в прогулках и поиске бутылки дешевого пива. Водка валила Романа на раз, и потому он начинал с пива. Переходил к беленькой лишь по особым случаям, например, в годовщину смерти жены, проработавшей двадцать пять лет на овощебазе, или в День Рождения Виктора Цоя, любимого исполнителя, напоминавшего ему об ушедшей молодости.

– Захар! – еще раз окликнул закадычного друга Роман и подтянул штаны.