На торный путь

Протискиваться по примеру других ближе к столу Нерода не стал. Со своего места он и так хорошо видел гладкую, крытую сукном поверхность стола и перекатывающиеся по ней шары. Видел он и раскрасневшегося капитана, который, похоже, сильно проигрывал и горячился, в то время как гвардеец, почему-то всё время стоявший спиной к Нероде, почти при каждом ударе вгонял шар в лузу. Противясь ему, раздосадованный капитан как-то неловко ткнул кием, шар, перескочив бортик, стукнулся о пол, и гвардеец, демонстративно кладя кий на сукно, громко заявил:

– Партия!

У стола немедля началась толканина, желающие играть принялись спорить, а получивший свой выигрыш гвардеец шагнул к двери и, столкнувшись нос к носу с семёновцем, сказал:

– Вот ты где, а я думал, искать придётся.

Нерода непонимающе глянул на игрока и, к своему удивлению, признал в нём преображенца, с которым когда-то познакомился в кружале. Гвардеец тоже узнал Гриця и приветливо улыбнулся.

– Ну как повоевал, измайловец?

– Хорошо повоевал, – ответил за Нероду семёновец и с усмешкой добавил: – Знаешь, он из тех, что с турками дрекольем дрались.

– Значит, наш человек, – хмыкнул преображенец и, дружески взяв Гриця под руку, увлёк за собой.

Нерода думал, что они вернутся туда, где он ужинал, но преображенец привёл его и семёновца совсем в другой зал. Обстановка тут была богаче, свечей намного больше, а у дальней стены виднелась малая темноватая ниша, где устроились музыканты, негромко наигрывавшие гавот. Музыка получалась не особо громкой, говорить не мешала, и сидевшие за столами гвардейцы о чём-то увлечённо спорили. Грицько вспомнил, что по заведённому ещё императором Петром порядку в аустерии полагалось вести беседы о важных, порой государственных делах.

Видимо, так оно и было, потому что, когда, несколько потеснив знакомых товарищей гвардейцев, преображенец с семёновцем как гостя усадили подпоручика-измайловца за уставленный бутылками стол, Нерода услышал:

– А почему нам только раз в два года отпуск дать могут? – Оказавшийся напротив капитан-преображенец упёрся взглядом в Гриця и вызывающе спросил: – Ты, измайловец, в полку государыни служишь, небось и отдыхал знатно?

– Ага! – Нерода фыркнул. – Только домой приехал, по всей линии смоляные бочки горят. Татары в набег пошли. Вот мы и сидели с ружьями за церковной оградой. Ждали, когда басурмане явятся.

– Ну и как, отбились? – Взгляд капитана подобрел.

– Отбились. – Грицько вздохнул. – Только какой то отдых?..

– И всё равно! Почему, когда наше войско на зимних квартирах, я у себя в имении жить не могу, а обязан тут быть? – Сидевший по соседству, явно бывший в подпитии офицер, глядя перед собой мутноватыми глазами, стукнул кулаком.

Тотчас с дальнего конца стола кто-то резко возразил:

– Да мы тут оттого, что война со Швецией приключиться может.

Нерода не понял, кто так сказал, и посмотрел в ту сторону. Раскрасневшиеся лица тесно сидевших за столом офицеров были напряжёнными – видимо, спор шёл давний и касался всех. Однако об имениях и войне отчего-то больше не вспомнили, и разговор, скорее всего от пьяной безалаберности, скатился на другое.

– Немцам зато хорошо. Приехал из своих мест, прослужил сколько-то и айда назад в фатерлянд, – негромко заметил, как понял Нерода, уже бывший в годах офицер.

– Чего вы всё немцы да немцы? – перебил говорившего капитан-преображенец. – Они тоже разные. Забыли, кто нам всем жалованье уравнял.

Нерода догадался, что капитан имеет в виду Миниха, вспомнил, как фельдмаршал стоял рядом с ним на валу под Очаковом и подумал: наверно, лучше судить розно…

* * *

В Зимнем дворце императрицы Анны Иоанновны наметилось торжество. Сын фельдмаршала Миниха, молодой камергер Эрнст Миних, испросил у государыни милостивое соизволение сделать придворной фрейлине баронессе Доротее Менгден, к коей он давно испытывал сердечную склонность, предложение, которое и было принято. Юная девица в качестве приданого от двора получила подарную постель со всем прибором, серебряный глазет для подвенечного платья и тысячу рублей на кружева. А ещё государыня своим иждивением накрыла свадебный стол.

К этому столу, согласно заведённому порядку, были приглашены статс-дамы, придворные чины, иностранные министры и все знатные особы обоего пола первых четырёх классов, считая от фельдмаршала до генерал-майора, коих заранее оповестил гофкурьер. А вот просить великих княжон оказать честь и быть на свадьбе, согласно этикету, лично ездил Эрнст Миних. С утра все приглашённые уже собрались во дворце, ожидая, когда, надев подаренные государыней бриллианты, к ним выйдет невеста и приедет жених, за которым послали запряжённую шестериком карету.