На суше и на море - 1975

На Саянской ГЭС Владимир Тимофеевич Денисов — человек известный. Он начальник огромного строительно-монтажного управления. У него просторный кабинет с длинным столом для заседаний. Но по-моему, он этот кабинет не любит. Может быть, потому, что редко бывает в нем. Если Денисов кому-нибудь нужен, его разыскивают не в управлении, а на самой стройке. Или на перекрестке дорог у моста. В течение дня его «газик», мотаясь с одного объекта на другой, раз двадцать через этот перекресток проскочит. И тогда поднимай руку — Денисов обязательно остановит машину.

Но познакомился я с Владимиром Тимофеевичем у него в кабинете — случайно застал. Попросил его рассказать, хотя бы очень коротко, чем занимается его управление, что строит. Он вышел из-за стола и повел меня в угол кабинета. Там оказался макет Черемушек — будущего города. Аккуратные коробочки домов стройными рядами поднимались от реки вверх, в горы. Там они нарушали свою стройность — образовывали то полукруг, то треугольник, то просто лепились к крутым лесистым склонам. И были в этом городе просторная площадь, стадион, бассейн, городской сад. Городок на макете — изящный, весь какой-то легкий, уютный, милый — показался мне в тот момент далекой, почти фантастической мечтой. За окнами ревели бульдозеры, пылила дорога, дальше виднелись низкие дощатые сараи, склады, вагончики-теплушки. А за ними — тайга, все еще угрюмая, глухая. Знал я уже, что почва в том самом месте, где должен встать город, болотистая. Копни на два метра вглубь — и лужицей проступит бурая, гнилая вода.

— На макете красиво! — сказал я Денисову. — А в жизни? Вы верите, что построите именно такой вот белый, легкий и изящный город?

— А зачем же мы тогда здесь? — спокойно, не обидевшись на мои слова, ответил Денисов.

Он не смотрел на меня. Он смотрел на макет города. Легкая мечтательная улыбка появилась на его губах.

Он верил в этот город, в то, что он, Денисов, этот город построит. Начальник СМУ не слышал сейчас рева бульдозеров за окнами, не видел нагромождения сараев, складов, времянок. Он видел свой Белый Город.

Я потом не единожды в разные годы ездил вместе с ним по стройке. Денисов чаще всего был чем-то озабочен. Что-то у него не клеилось, он объяснял, ругался, давал нагоняи, но едва выпадала тихая минутка, вдруг замирал и вот так же, как тогда в кабинете, мечтательно смотрел на поднимающиеся уже дома города. И я еще не раз слышал от него знакомое: «А зачем же мы тогда здесь?»

Он жил мечтой. И только этой мечтой мерил все вокруг: и дела, и людей, и огорчения, и радости.

Наверное, без веры в большую мечту и не могут люди делать на земле большие дела.

Эти слова могут показаться банальными, но в них наша реальная жизнь.

…Той весной, когда познакомился я с Денисовым, он возводил в котловане ряжи. Из котлована тогда только-только откачали воду, но люди работали в резиновых сапогах, по колено в холодной — из снега и льда — жиже. Енисей не хотел отдавать людям без боя свою территорию, не хотел мириться с тем, что отняли у него почти половину его ширины и зажали в узкий коридор под скалой. И он постоянно просачивался в котлован через только что насыпанную, еще не спрессовавшуюся каменную перемычку.

Но это было лишь преддверием настоящей битвы. И люди знали это. Знали, что через месяц-два, когда начнется ледоход, Енисей даст генеральное сражение. Огромные льдины начнут днем и ночью таранить насыпь, и она может не выдержать: глыбы гранита развалятся, вода хлынет в котлован. Отстоять его смогут только ряжи — сооружения высотой в многоэтажный дом из толстых деревянных брусьев. Их надо возвести, обшить стальными листами, и тогда ряжи начнут крошить льдины, не давая им скапливаться около котлована.

И люди в котловане срочно возводили ряжи.

Денисов в те дни забыл про отдых. Заботы накладывались одна на другую: не хватало рабочих, техники. Каждое утро он первым делом ехал на котлован: что с ряжами? Он поднимался на эти ряжи и подолгу ходил вдоль брусчатой стены, осматривая, ощупывая ее руками. Затем тихонько постукивал по дереву носком сапога и снова прикладывал ладони к белой, пахнувшей смолой стене. Денисов каждое утро совершал свое странное священнодействие, и я никак не мог понять его смысл.

Наконец, не выдержав, спросил. Ответ поразил меня. Денисов не шутил, он был совершенно серьезен:

— Зачем ощупываю ряжи? Прикидываю, сколько мне за них всыплют строгих выговоров и по какой статье уволят со стройки.

Оказалось, что проектировщики дали совершенно точные указания, какого сечения должны быть брусья для ряжей, какой длины, из какого дерева. И Денисов заказал именно такие брусья какие требовались. Но на стройку пришли иные — тоньше, короче, из древесины другого сорта. К тому же и эта уменьшенная толщина брусьев оказалась не всегда выдержанной. Иные брусья еще больше утончались к середине или к концам.