На суше и на море - 1960

Один за другим вырастали из воды суровые высокие острова с крутыми берегами самых причудливых, непривычных очертаний. Гранитные колонны и арки, поднимающиеся прямо из воды, и пещеры фантастических размеров и форм — следы разрушительных прибоев и ураганов. Непроходимые заросли бамбука, рощи клена и тиса на южных островах, затем цепляющиеся в расселинах кедры-стланцы и низкорослые кустарники, наконец, просто голые скалы, как на острове Н. Миллионные птичьи базары, лежбища котика, тюленя и нерпы. Фонтаны, выбрасываемые стадом китов, и ворота, сооруженные из ребер кита. Лоз сельди гигантскими ставными сетями, новые рыбные заводы и новые поселки переселенцев. Все это и многое другое было запечатлено на небольших любительских фотографиях.

Особенно заинтересовали меня снимки извержения вулкана: на одном из снимков поток расплавленной лавы, водопадом обрушивающийся в океан; на другом — колоссальный «гриб» из дыма и пара над кратером.

Однако самой поразительной оказалась последняя фотография: острая одинокая скала среди бешеных, вспененных волн, и на ней неведомо за что и как уцепившийся человек с ребенком на руках. Снимок отличался от других не только своим трагическим содержанием, но и контрастностью изображения, и я сразу узнал в ребенке Маринку. Держащий ее человек был сфотографирован со спины, и лишь по тельняшке можно было определить, что это моряк.

Баулин зачем-то отлучился на кухню и не возвращался уже с полчаса. Мне не терпелось узнать подробности происшествия, запечатленного бесстрастным фотообъективом, и, прихватив альбом, я тоже направился на кухню. Увиденное невольно заставило меня приостановиться в дверях: капитан третьего ранга развешивал на веревке только что выстиранные детские рубашонки, чулочки.

— Простите… Кажется, помешал? — пробормотал я.

— Что вы, что вы! — Баулин нимало не смутился тем, что я застал его за столь не мужским занятием, — Вы меня извините, что оставил вас одного… Оля всегда сама стирала Маришино приданое… Ну, и я… Так, знаете, чище… Как фотографии? — спросил он, увидев в моих руках альбом.

— Поразительные! — Я показал на последний снимок. — Николай Иванович, когда это снято? Кто это с Маришей?

— Алексей Кирьянов. Тот самый старшина первой статьи Кирьянов, с которым мы сегодня утром распрощались, — Голос Баулина на секунду оборвался, — Алексей спас Маришу во время моретрясения…

Мы вернулись в столовую.

— Вы, наверное, слыхали, что архипелаг Курильских островов, или, как обычно зовут его, Курильская гряда, — одно из звеньев знаменитого вулканического кольца, — раскрыв морской атлас, начал Баулин, — Кольцо это опоясывает Азию, Америку и южные острова со стороны Тихого океана и размещается оно в области так называемого разлома земной коры. Здесь вот, — легонько постучал он карандашом по карте, — как раз в соседстве с нашими островами находится одна из самых глубоководных впадин в мире…

— Тускарора, — подсказал я.

— Это раньше ее так называли, до пятьдесят четвертого года. Наши ученые выяснили, что она тянется вдоль всех Курил и Южной Камчатки, и назвали ее Курило-Камчатской. А самое глубокое место обнаружило советское судно «Витязь», в честь него ее и окрестили впадина «Витязь». Десять километров триста восемьдесят два метра! Эверест потонет с макушкой…

— Ничего себе, «разломчик»!

— Потому-то, — продолжал Баулин, — в Тихом океане и происходят моретрясения. Слыхали, конечно?

— Что-то вроде гигантских штормовых волн?

— Куда штормовым! Самая сильная штормовая волна не бывает выше двадцати метров, а в моретрясение на берег обрушиваются волны метров в тридцать-сорок, а то и во все пятьдесят…

Я невольно взглянул на окно.

Баулин улыбнулся.

— Думаете, не затрясется ли океан на этой неделе?

— Нет, я просто так, — смутился я, — Откуда же они набирают такую силищу?

— В этом-то и все дело. Обычная, поднятая ветром волна — не что иное, как колебание верхнего слоя воды. Даже у самых мощных штормовых волн слой этот не превышает полсотни метров. Это известно каждому подводнику. Погрузи лодку глубже — и никакой шторм тебе не страшен, хоть в двенадцать баллов. Во время же моретрясения колеблется вся толща воды от дна океана до поверхности. Вся. В волнение приходят гигантские массы воды, в тысячу… какое там — в десятки тысяч раз больше, чем в штормовом слое.

— Что же делается с кораблями в открытом море? Переворачивайся вверх килем?

— Даже не шелохнутся. Будете стоять на палубе и не заметите, что под кораблем прокатилась цунами. И не одна, а несколько, друг за дружкой.

Я хотел было спросить, почему эти страшные волны называются «цунами», однако Баулин предупредил мой вопрос.

— Цунами — это по-японски. В буквальном переводе: «большая волна в заливе». В названии и разгадка. Словом, представьте себе, что где-то далеко от берега в океане, в результате сильного подводного землетрясения произошло резкое, стремительное изменение рельефа дна, поднялось, скажем, оно или опустилось, значит, тотчас же поднялась или опустилась в этом районе и вся толща воды…

— И во все стороны пойдут волны?