На суше и на море

Отхожу с чувством неудовлетворенности, нехватки чтива. Направляюсь в сторону Рыночной площади, всегда одним и тем же путем. Мимо меня проходят женщины, подражающие элементами одежды нашим манекенщицам. Позднее солнце, профильтрованное через тучи, или ранняя луна освещают магнием или хромом дома и магазины, вокзал и его свисающий по бокам, огромный, несимметричный, как зонт с поломанной спицей, навес, несколько рахитичных деревьев на скверике за костелом, очередное офисное здание международной корпорации, в фасаде которого отражается неон, арендованное холдингом (владеющий также соседним кафе с садиком, уходящим за угол, как будто стоящим на часах), еще дальше на юг виадук с отстойниками, которых не в состоянии заслонить наши развешанные один около другого биллборды, старый эскалатор, в последнее время подновленный и украшенный заодно лозунгом, приклеенным к вертикальной части ступенек, заметной только для тех, кто едет наверх, им лозунг открывается на уровне глаз и через мгновение пропадает наверху; вдали, за рекой, стадион с овальной короной (видать, для тех, у кого голова, как яйцо), превращенный в огромное торжище, потому что спорт был выдавлен торговлей, без которой, впрочем, не было бы и олимпиад, сразу за поворотом третья, считая от разворота, остановка третьего номера, как и раньше служащая писсуаром, но уже с громкоговорителем, с подсвеченным расписанием, спонсируемым швейцарскими часами, и афишей, призывающей мазать хлеб маргарином с обеих рук; надпись «мороженое», нависшая сосульками над витриной, которую в течение дня меняли, где двадцать лет тому назад я ребенком покупал три шарика мороженого, тут же, через пару метров растекавшиеся по подбородку в летнее время; еще костел, Святой Троицы, с маловыразительным в плане информации витражом, трамваи вереницами, потому что в стаде веселее, снующие через перекресток, и вагоновожатый, переставляющий какой-то железякой стрелку, иногда такую непроворотную, что она самопроизвольно возвращается в первоначальное положение, и тогда трамвай дергается в сторону с линии, тормозит с лязгом и, осыпаемый проклятиями, пятится, а все-таки не без пользы для намалеванных на его боку слоганов, которые лишь теперь проходят в правильном порядке: сначала подлежащее, потом сказуемое, а на конце — восклицательный знак, точно как в окне банка, где по электронной панели бегущей строкой проходят курсы акций, справа налево, а не наоборот, что вызвало бы сумятицу и панику на бирже, пока еще только маячащую у выхода из Аллей, которые (мы все еще в пути к Рыночной площади) пересекаем по диагонали; новое здание партии, сегодня, к сожалению, одной из многих, а не как когда-то, всеохватной, абсолютной, действовавшей pro toto, бюро по продаже лотерейных билетов числовых игр, осаждаемое по средам миллионерами, пиццерия и припаркованные перед нею мотосредства, развозящие продукцию в плоских коробках с напечатанным узором; два ресторана, один лучше другого, муниципальный парк, где свет — теперь падающий сзади — рассеивается или концентрируется, когда встречает на своем пути лиственные насаждения, тополь, вяз, каштан и березу, слегка разбавленные соснами, в парке пластиковые мусоросборники, поставленные там конторой по сбору вторсырья, сделанные из того, что в них собрано, ради экологии, а также сохранившийся от памятника цоколь, на котором толкутся голуби без заслуг, бар быстрого питания, светящий своим внутренним светом, на фасаде флаг — трепещущий и подогреваемый рефлектором, чтобы не остыл на ветру свежевышитый на нем гамбургер; наконец Рыночная площадь, на которую входим под углом, по новому покрытию, которое положили к экуменическому конгрессу, позорный столб, колонна, ратуша, княжеский замок в строительных лесах, валы, барбакан, арки, венчающие архитектурный ансамбль на откосе, и растянувшийся вдоль раскопа временный забор, а также другие, нет места, чтобы здесь упомянуть все носители рекламы.

Нас обвиняют в меркантильной педофилии, в использовании детей, а ведь в этом отношении мы обязаны соблюдать сугубые меры предосторожности, пренебрежение которыми привело бы к потере концессии. Мы посвятим им целую специальную главу и ряд директив. Мы не имеем права подвергать сомнению авторитеты, внушать мысль о превосходстве, подталкивать к общению с незнакомцами, к тому, чтобы сесть в автомобиль к извращенцу, даже когда тот жестом приглашает в салон, оснащенный надувной подушкой, нам нельзя прибегать к непосредственному обращению, манить пресловутой низкой ценой, занижать возраст потребителя, требуемый при использовании товара, не сказать о батарейках, если они необходимы для запуска электроприбора, равно как и о красках (или переводных картинках), если на упаковке изображен раскрашенный продукт, а внутри мы не найдем ни красочки, ни кисточки. В своих сообщениях мы не имеем права прибегать к насилию — словом, мы не уйдем далеко от истины, если скажем, что несовершеннолетние окружены заботой лучше, чем в любом из исправительных учреждений.