На Севере дальнем

А назавтра ранним утром мальчики уже мчались по на­катанной оленеводами нартовой дороге в тундру. Собаки бе­жали быстро и легко. Каюрил Кэукай. Потом путешествен­ники останавливались, тщательно осматриваясь вокруг. У них считалось, что едут они не в глубь тундры, а как раз на­оборот — на север, к самому полюсу. На этом пути предпо­лагались «открытие в Ледовитом океане новых земель», встре­ча с «незнакомыми племенами».

Покрикивая на собак, Кэукай часто соскакивал на землю и долго бежал рядом с нартой.

— Боюсь, собаки, сильно устанут, до полюса еще дале­ко! — кричал он, погоняя собак.

Опушки малахаев, брови и ресницы у мальчиков заиндеве­ли, и от этого они действительно казались суровыми полярни­ками, отправившимися в дальнее путешествие.

ТАВЫЛЬ ХОЧЕТ В ШКОЛУ

Экэчо отправил Тавыля к своему дальнему родственнику, лучшему пастуху колхозного стада Вальфо. Стойбище олене­водческой бригады Вальфо стояло километрах в двадцати от поселка Рэн.

Вальфо не очень обрадовался приходу Тавыля.

— Не понимаю, что это отец твой выдумывает, — недо­вольно сказал он, собирая в кольца аркан. — Учиться тебе на­до. Мой же сын учится, а ты что здесь делать будешь?

Тавыль обидчиво отвернулся. В узких глазах его сверкну­ли слезы. Не притронувшись к мясу, которое поставила пе­ред ним жена Вальфо, Тавыль встал и вышел из яранги на улицу.

Свежий снег, покрывший тундру и горы, слепил глаза.

С трудом Тавыль разглядел, что на склонах невысоких сопок паслось огромное стадо.

— Гок! Гок! Гок!.. — доносились до стойбища громкие возгласы пастухов.

Надев на ноги снегоступы, Тавыль понуро побрел к стаду. Он хорошо помнил строгий наказ отца: «День и ночь находись у стада. Учись понимать оленей, это куда лучше будет, чем попусту сидеть за книгой».

— Это куда лучше, чем сидеть за книгой... — прошептал Тавыль и вдруг с новой силой почувствовал жгучую обиду на отца.

Проложенная пастухами тропа шла на сопку. Тавыль чуть поднялся вверх по тропе и сел на черный камень, выступав­ший из-под снега. Закрыв глаза, он представил себе школу.

Нина Ивановна стоит с указкой у карты и рассказывает о чудесной уральской земле, о сказочной реке Волге, о боль­ших городах и заводах. В классе очень тихо: ученики затаив дыхание слушают Нину Ивановну. Тавылю сейчас кажется, что он даже слышит голос своей любимой учительницы.

«Эх, все это Эттай проклятый наделал! — с горечью поду­мал Тавыль. — Ну да ничего, Нина Ивановна поможет мне. Она же тогда вечером, когда в классе меня разбудила, сказа­ла, что теперь будет мне другом, заступаться за меня будет. Да и Виктор Сергеевич все равно заставит отца опять послать меня в школу...»

Но как ни утешительны были эти мысли, на душе у Та­выля становилось все тоскливей. Повернувшись в сторону стойбища, он положил локти на колени, подпер кулаками под­бородок и задумался о том, что ему делать дальше.

Из верхушек шатерообразных яранг струился синий ды­мок. Возле яранг мужчины и женщины упаковывали тяжелые грузовые нарты, готовясь к перекочевке. Мужчины отвозили упакованные нарты чуть в сторону от стойбища, ставили их одна на другую передками вверх, образуя овальной формы кораль [12].

Тавыль знал, что завтра чуть свет подгонят пастухи к это­му коралю стадо и начнут отделять неездовых оленей. Когда на месте останутся только ездовые олени, их загонят в ко­раль, начнут хватать за рога и тут же впрягать в нарты, из которых и состоит самый кораль. Каждого впряженного оле­ня привяжут поводом к впереди стоящей нарте. Первого оле­ня возьмут за повод, он выдернет свою нарту из-под второй, а второй олень, привязанный поводом ко второй нарте, выдер­нет свою нарту из-под третьей, и так весь кораль вытянется в длинную цепочку кочевого каравана. И пойдет караван вверх по речной долине, все глубже и глубже в тундру, туда, где синеют горы Анадырского хребта. Тавыль в своих снегосту­пах отправится вместе с пастухами, погоняя шумно передви­гающееся стадо, а школа будет оставаться позади все дальше и дальше. И таким одиноким и несчастным сам себе показал­ся Тавыль, что не выдержал и заплакал.

Где-то вверху прокаркал ворон, и тут же над самой голо­вой Тавыля встрепенулась огромная полярная сова. Тавыль вздрогнул. Сова сидела почти рядом и, казалось, в упор смот­рела на мальчика своими круглыми, выпуклыми глазами. Та­выль минуту смотрел на нее, а затем осторожно набрал в при­горшни влажного снега и, скомкав плотный снежок, запустил им в сову. Птица взмахнула тяжелыми крыльями, полетела прочь понизу, почти касаясь снежных застругов. Тавыль про­следил за ее полетом и снова погрузился в свои невеселые думы.

Прошло несколько дней. Оленеводы перекочевали дальше, и Тавылю уже начало казаться, что его мечты о школе нико­гда не сбудутся.

Когда пастухи устанавливали яранги, он ушел от стойби­ща, уселся под сопкой и задумался.