Господин Одзума осведомился о Логунове. Конечно, он давно заметил отсутствие Бориса, но воспитанность и такт не позволили ему спросить об этом раньше. Громовой ответил, что Логунов болен, ему сделали операцию. Японцы покачали головами, посочувствовали. Господин Одзума жестом подозвал к себе интенданта и сделал какое-то указание. Минут через пять интендант вернулся в кают-компанию с большим ящиком свежих фруктов и сладостей. Японский капитан попросил передать эти фрукты Борису-сан и пожелал ему от всего экипажа «Юбари» благополучного выздоровления.
— Таможне досматривать не обязательно, — улыбаясь, добавил господин Одзума, передавая ящик Громовому.
Вскоре разговор зашел о проходящей на Окинаве международной выставке «Мировой океан». Господин Одзума рассказал о впечатлениях одного своего знакомого, посетившего выставку. Большой восторг у того вызвали японская и советская экспозиции. «Ничего удивительного, — заметил Одзума, — мы — самая зависимая от океана страна, вы — самая богатая морями». Подполковник Баломса отметил как положительный факт, что на выставке своевременно и остро поставлен вопрос об установлении щадящего режима для естественного воспроизводства отдельных видов рыб и морских животных, добыча которых подошла к пределу. Ведь не случайно за последние годы резко уменьшился промысел тихоокеанской сельди, камбалы, морского окуня, трески, серебристого хека. Океан дает немало — семьдесят миллионов тонн морепродуктов в год, причем промысел ведется лишь в четверти его акватории, преимущественно в прибрежной шельфовой полосе, с глубин до двухсот метров, и лишь сравнительно недавно стало осваиваться глубинное рыболовство. А ведь шельфовая зона — это колыбель естественного воспроизводства морепродуктов. Здесь проходят пути миграции рыб и животных, и, нещадно эксплуатируя ее, мы наносим себе непоправимый ущерб.
Японцы согласно кивали. Баломса продолжал:
— Наша страна одна из первых приняла закон о континентальном шельфе, взяла его под свою защиту. Но мы понимаем, что значит для Японии океан. Мы пошли на соглашения с вашей стороной и разрешили частичный промысел на нашем шельфе, установили определенные квоты. Кое-кому у вас, мы знаем, это не нравится, и они пытаются нагнетать обстановку, но мы будем твердо стоять на своем, потому что мы заинтересованы в разумном ведении хозяйства. Мы и вас приглашаем к сотрудничеству в этом плане.
— Господин Баломса, мы маленькие люди, вы тоже маленькие люди, мы не можем влиять на большую политику, — философски заметил господин Одзума, не желая, очевидно, по некоторым соображениям глубоко вникать в серьезный разговор.
— Господин Одзума, у меня на этот счет другая точка зрения, — возразил Баломса. — Если мы, как вы выразились, маленькие люди, не будем проводить эту большую политику в жизнь, влиять на нее, то сама она не утвердит себя никогда. Ведь что получается? Из тридцати четырех краболовных шхун из вашего порта Нэмуро, которым разрешен отлов краба на нашем шельфе, пятнадцать уже задержано в наших территориальных водах за незаконный промысел, то есть они пришли к нам в двенадцатимильную полосу. Значит, положи щуке в рот палец — откусит всю руку. И это только шхуны из Нэмуро. А сколько на Хоккайдо таких портов, как Нэмуро?
Земцев мог бы добавить кое-какие и свои выкладки, хотя бы по «Дзуйсё-мару», беря в расчет бухгалтерию из дневника Хираси, но счел разумным пока промолчать.
Японцы тоже молчали.
Баломса закончил свою мысль:
— Мы знаем, у вас раздаются голоса, что мы не гуманны к вашим рыбакам, задерживаем их в наших водах. А что прикажете делать? Открыть их для свободного промысла? Через год мы окажемся у разбитого корыта, то есть опустошенного шельфа.
— Что значит «разбитое корыто»? — спросил Яги.
— Это значит ничего с многими нулями, — ответил Земцев.
Старпом Сима решил прекратить этот спор, сел к пианино и бодро заиграл «Подмосковные вечера». Надо отдать должное, слух у него был, голос тоже.
Земцев украдкой посмотрел на часы — регламент трещал по всем швам. Надо было закругляться. Господин Одзума заметил нетерпение Земцева и тут же подал реплику:
— Господин Земцев торопится? Понимаю, дела…
— Совсем напротив, — ответил Земцев. — У меня масса свободного времени. Мне мой начальник даже пообещал сегодня выходной.
Господин Одзума заулыбался. Громовой и Земцев переглянулись: только они понимали подтекст сказанного.
Наконец начали прощаться. Японцы провожали их до самого трапа. Когда они садились в бот, капитан Одзума взял под козырек. Земцев подумал: о шхуне ни слова, как будто ее и не существует. Значит, им все известно.
Через десять минут японцы подняли якорь. На нашем корабле взвился сигнал «Счастливого пути». И белоснежный «Юбари», сопровождаемый прощальными гудками судов, вышел из бухты в открытое море.
9