Карту изучали молча. Благо противник предоставил такую возможность — спокойно и обстоятельно поразмыслить. Синие наконечники стрел в двух местах рассекли государственную границу: из Фельчина на Комрат, из Оанча на Кагул. Далее их концентрированный удар был нацелен в кишиневском направлении. В полосе удара на Комрат, против «Береговой крепости», действовали 6-й и 9-й пехотные полки 1-й румынской королевской дивизии «Антонеску» и отдельный инженерно-саперный батальон немцев. Не считая артиллерии и других мощных средств поддержки, противник имел здесь более чем двадцатипятикратное превосходство — на каждом километре фронта против пяти пограничников сражалось не менее роты противника. Вот почему, разрабатывая свои планы, вражеские штабисты рассчитывали на успех.
Но они просчитались. И дело тут не в математике. Пограничники сражались с врагом на равных и даже имели успех, потому что по стойкости и крепости духа их превосходство над противником ничем нельзя было измерить.
Однако непрерывные атаки, артобстрел и бомбардировка с воздуха ослабили и «Береговую крепость». Был выведен из строя дзот-3, повреждена значительная часть ходов сообщения и траншей опорного пункта, застава понесла ощутимые потери. И Тужлова и Константинова не могло не волновать, что же будет дальше, если поддержка не подойдет, а противник с той же настойчивостью и методичностью будет продолжать свои атаки за овладение мостом и шоссе. Оба хорошо понимали сложность и трагизм этой ситуации, потому что фашистская карта четко и ясно раскрыла перед ними настоящее и возможное будущее. Наступающему противнику, привязанному к этой болотистой местности, к переправам и коммуникациям, не оставалось ничего иного, как взять «Береговую крепость», а пограничникам — выстоять или умереть.
Веселое оживление в траншее отвлекло командиров от карты. По узкому обвалившемуся лабиринту прямо на них шел немецкий офицер. Сзади, выставив перед собой карабин со штыком, с необычно серьезным видом на озорном лице торжественно шествовал ефрейтор Ворона.
— Товарищ старший лейтенант, — Ворона опустил карабин к ноге и вытянулся в струнку, — будучи при обследовании берега, путем пленения…
Кто-то из пограничников хихикнул. Ефрейтор был не в ладах с русским языком.
— Тьфу ты! — Ворона мотнул головой и перешел на «ридну мову»: — Ось байстрюка спиймав, товарищ старший лейтенант, прыдурявся, лыха годына, що мертвяк.
— Что вы делали на берегу? — спросил Тужлов у ефрейтора.
— Шукав Чернова…
— Ясно. — Начальник заставы пристально посмотрел на немца: что-то знакомое было в его облике, взгляде. — Ведите его в блокгауз!
Немец был в форме офицера полевой жандармерии. В блиндаже он упорно отводил взгляд от пристально рассматривавшего его Тужлова. Память старшего лейтенанта лихорадочно ворошила прошлое. Быстрый, цепкий взгляд из-под надвинутых бровей, нервные, беспокойные пальцы — все-таки он видел его где-то!
Константинов закурил. Немец завистливо посмотрел на него, рука его инстинктивно потянулась к карману брюк, но замерла на полпути.
— Раухен зи! — кивнул Тужлов, не отводя взгляда от рук пленного.
Тот поспешно достал из кармана изящный блестящий портсигар. И тотчас же старшему лейтенанту вспомнилось: мост, полосатый шлагбаум, разговорчивый граничар, предлагающий закурить… Нет, ошибки быть не могло!
— Вот и свиделись еще раз, господин Карамонкин, — Тужлов произнес эту фразу подчеркнуто громко, и пленный вздрогнул, услышав свою фамилию. — И вы снова в новом мундире. Будем надеяться, это последний в вашей карьере!
— Не радуйтесь, Тужлов, вы ненамного меня переживете. У них силища, а вас жалкая горстка. — Пленный уже поборол минутную растерянность.
— Что же вы ничего не можете поделать с этой горсткой?
Карамонкин промолчал.
— А на силу тоже найдется сила. Не беспокойтесь, Карамонкин, — продолжал начальник заставы. — У нас вон какая страна! До самого Тихого океана!
— Доставьте меня в штаб. Я должен сделать важное сообщение. — Пленный с вызовом посмотрел на Тужлова.
— Люди вашего сорта почему-то вспоминают о долге лишь тогда, когда им нужно спасать свою шкуру.
— Я не перед вами в долгу — перед Россией! — Карамонкин явно переигрывал.
— Не валяйте дурака, Карамонкин, в штаб мы вас все равно доставим. Скажите лучше, что с нашим товарищем? Жив он?
В блокгаузе воцарилась напряженная тишина. На заставе тяжело переживали трагедию Аркадия Хомова, и его судьба глубоко волновала каждого.
— Он в сигуранце. Его допрашивают офицеры гестапо. — Карамонкин опустил голову, давая понять, что сказал все.
— Уведите! — приказал Тужлов.
Ворона молча указал Карамонкину на дверь и угрожающе выставил перед собой штык. Пленный забеспокоился, боязливо косясь на внушительную фигуру ефрейтора. В дверях произошла заминка.
— Ефрейтор Ворона, за сохранность пленного отвечаете головой! — добавил Тужлов.
— Понято, — ответил Семен.
В траншее их уже поджидал Курочкин.
— Ну-ка, погоди, Семен, трошки. Пусть этот гад ответит мне, что они сделали с Вероникой! — кивнул он на пленного.