На пути в Халеб

— В этом я не сомневаюсь, господин Камин. Только деньги уж очень большие. Вы же знаете, что такое бизнес. Трудно изъять из оборота такую сумму. Даже для состоятельных людей и при благоприятных обстоятельствах.

— Я приехал сюда непосредственно из лагеря беженцев. Семьсот пятьдесят человек, почти все нуждаются в медицинской помощи, измученные, разбитые, безумные, калеки — люди, у которых отняли то, что составляло их жизнь. — Глаза Камина увлажнились. — Это судно нам крайне необходимо.

Лассари не ожидал увидеть слезы и не остался равнодушным.

— Позвольте мне похлопотать. Я дам вам наличные, чеки, гарантии. Будет у вас судно, клянусь. Трудно достать такую сумму в один день.

Камин барабанил пальцами по столу.

— Что скажете, Исмар?

— Они не примут гарантий.

— Я постараюсь, — ответил Лассари.

— Мне нужно сегодня ночью вернуться в Париж.

Прошло несколько дней. Лассари не звонил. Ночью Исмар проснулся от собственного крика. Несколько мгновений спустя зазвонил телефон. Исмар соскочил с кровати и сунул голову под кран.

— Что Лассари?

— Я жду.

— Вы ему не звонили?

— Я предпочитаю ждать.

— Что вы говорите, Исмар? Я вас не слышу.

— Я жду его звонка.

— Я совсем не слышу вас сегодня.

Исмар повесил трубку. Из носа шла кровь, оставляя пятна на подушке, простыне, телефоне.

Лассари позвонил через два дня. Он достал деньги. Исмара охватила внезапная усталость, он едва стоял на ногах, руки его дрожали, головокружение туманом застилало глаза… Однажды — это было в приюте — ребята закопали его в песок… Он с трудом нашел силы выйти в приемную.

Первого сентября 1946 года десять человек в Кирхене получили письмо, в котором описывалась мученическая смерть четверых на глазах у местных жителей и говорилось о том, что в память о погибших здание ратуши должно остаться руинами на вечные времена. Автор письма требовал прекратить восстановительные работы утром третьего сентября. Если город не подчинится, его ждет жестокая кара. Такие же письма были расклеены на досках объявлений и висели до конца дня, пока не пришло распоряжение снять их.

Исмар наблюдал из кабины грузовика за людьми, толпившимися у доски объявлений, и его разочарование было так велико, рассказывал он позже Ханану, что у него начался жар: жгло кожу и горело тело. Люди читали листовку молча, не обсуждая; близорукие подходили ближе и почти касались доски лицом. Никто не пытался сорвать ультиматум или изорвать его в клочья. Двое пришли в ярость: коротышка-нищий плюнул на листок, а седовласый господин гневно ткнул в него тростью, — но это еще сильнее обескуражило Исмара. Не исключено, что он был почти готов покинуть Кирхен, но именно в тот момент, как осознал всю никчемность замышляемого дела, решил довести его до конца.

Утром третьего сентября строительные работы продолжались. В восемь тридцать город сотрясло взрывом. В домах на прилегавших к ратуше улицах лопнули оконные стекла, а обломки железа и щебня расшвыряло в радиусе нескольких сотен метров. Устоявшая в войну стена от взрыва обвалилась и придавила бараки строителей. По случайности погибли только двое рабочих и ночной сторож, потому что в доставлявшем строителей грузовике обнаружилась неполадка, и он прибыл на место с опозданием, уже после взрыва. По Кирхену поползли странные слухи, но только в полиции по-настоящему поняли, сколько ненависти и отваги было в содеянном. Количество сработавшей взрывчатки было чудовищным — именно это обстоятельство сильнее всего поразило полицейских.

Человеком, облеченным властью остановить строительство, был полковник Гюниар. Он узнал о взрыве, находясь на севере округа, в гостях у английского коллеги.

— Шантаж процветает, — заметил англичанин. — Надо бороться с ним беспощадно.

— Я покажу этим ублюдкам, каково иметь дело со мной, — отозвался полковник Гюниар.

— Мне кажется, — продолжал Ханан свой рассказ, — что до того момента Исмар еще надеялся, что город примет его условия. Однако по реакции, последовавшей за взрывом, понял, что ему придется окопаться в тех краях надолго. Исмар Леви сколотил группу из четырех человек, все из блатных. Помощником выбрал Шанца, или Шанци. Они сняли дом в лесу, в предместье Кирхена, где до войны было что-то вроде пивной и устраивались выставки породистых собак. У них было полно оружия, лаборатория по изготовлению фальшивых документов, слесарная мастерская — в общем, солидный боевой штаб.