На пути к вершине (СИ)

========== Часть 1 ==========

Тускловато-золотистый луч солнца, робко просочившийся сквозь толщу дымчатых облаков, неуверенно скользнул по пологому боку „шустера“ (1) и, отразившись в металлическом креплении, исчез. Солнечный диск убийственно правильной формы начал медленное восхождение над горой, знаменуя наступление нового дня.

Палатка вздрогнула и пошевелилась, исторгая из своих недр человека, с кряхтением и руганью выбирающегося наружу.

Это был коренастый мужчина с красным обветренным лицом, заросшим недельной щетиной. Тёмно-коричневая брезентовая куртка делала его похожим на медведя, а сощуренные светлые глаза, безэмоционально взиравшие на мир, лишь усиливали это сходство, придавая его лицу выражение брезгливой отстранённости.

С хрустом размяв шею и потуже затянув пояс куртки, мужчина поёжился и, задрав голову, взглянул на вершину горы, маячившую прямо над небольшим плато, над которым они спали. В его глазах мелькнула ненависть.

Сплюнув, он пробормотал что-то сквозь зубы и с каким-то злорадным удовлетворением отвесил палатке пинок. Та вновь колыхнулась, и изнутри послышался обречённый стон.

— Подъём, Харви, — раздражённо бросил мужчина. — Я не хочу снова тратить полдня на сборы. Чем быстрее ты поднимешь свою задницу, тем быстрее мы доберёмся до этой проклятой вершины.

— Как ты можешь так говорить, Сэм… — с укором в голосе тихо отозвался тот, кого назвали Харви. — Неужели тебе самому не интересно узнать, что творится там, наверху? Все эти поверья и легенды не могут быть основаны на пустом месте.

Его напарник вновь выругался и занес ногу для следующего пинка, однако в последний момент передумал. Опустив ступню на снег, он повернулся к палатке спиной и принялся разводить костёр, глухо ответив:

— Ты же знаешь, Харви, я не верю во все эти сказки. Монахи сколько угодно могут петь свои песенки о богах, застрявших где-то на этой горе, но меня не обмануть — я же знаю, что это лишь приманка для таких дурней, как ты.

Палатка шевельнулась в последний раз, и из неё выбрался ещё один мужчина на вид помладше первого, с редкими светлыми бровями и жидкой бородкой, обрамляющей тонкие губы и безвольный подбородок. Глаза его, однако, горели каким-то фанатичным огнём, и, когда он поднимал их к вершине, в глубине водянисто-голубой радужки вспыхивало неподдельное восхищение первооткрывателя.

— Зачем же ты тогда идешь со мной, Сэм? — мягко спросил он, одёргивая на себе точно такую же куртку, что и у товарища, только без пояса.

Последний нахмурился.

— Потому что отец велел мне не спускать глаз с младшего брата. Уже десять лет назад старик чуял, что наш художник способен на любую глупость.

***

Если бы две недели назад кто-то сказал Сэму Уайтири, что день сурка (2) он встретит, дрожа от пронизывающего холода в палатке, установленной близ горной расщелины, он бы расхохотался шутнику в лицо и послал бы его ко всем чертям. Он был слишком консервативен и тяжёл на подъём, чтобы хоть на минуту вообразить себе подобное приключение.

Сэмюэль Т. Уайтири, заработавший к сорока двум годам небольшое пивное пузо и привычку видеть во всем только отрицательную сторону, возглавлял небольшую строительную компанию, имел двух годовалых дочек-близняшек и безропотную жену Мэгги, считавшую себя обязанной мужу до конца своих дней за то, что тот подарил ей детей. Мэгги очень любила ребятишек, и то, что они с Сэмом на протяжении восьми лет не могли завести своих, рассматривала исключительно как вину со своей стороны… а потому, забеременев тогда, когда, казалось, любая надежда была утрачена, она возвела супруга чуть ли не в ранг бога и была готова исполнять любые его прихоти.

К чести Сэма надо отметить, что, будучи суровым и угрюмым на работе и в общении с друзьями (прозвище „Шатун“ закрепилось за ним ещё со студенческой скамьи), семью свою он трепетно любил и не мыслил существования без робкого голоса Мэгги и воркования близняшек Джуди и Салли.

Его жизнь текла размеренно: работа — дом — работа с редкими перерывами на вылазку в пивной бар или на бейсбольный матч. Сэм по натуре был домоседом и не любил шумных компаний; спокойнее всего ему делалось при мысли о том, что старость так и наступит — тихо, плавно и незаметно, без лишних встрясок.

Однако всё кардинально переменилось, когда в жизнь Сэма вихрем ворвался младший брат.

Харвальд был чёрной овцой в добропорядочном семействе Уайтири и раздражающей соринкой в глазу Сэма. Низкорослый, щуплый, он нисколько не походил на дородных родственников, и вёл абсолютно неприемлемую для их системы ценностей жизнь.