На последней странице

Игорь Рудин Молод ещё…

— Ну, старики, — среди сотрудников лаборатории такое обращение было данью традиции, и потому Ученый называл своих коллег именно так, хотя был самым старшим из них, — грянул судный день. Сегодня последняя и самая ответственная проба. Короче говоря, визит в «Букингемский дворец». Будем надеяться, что «Элиза» нас не подведет.

— Кстати, почему ее назвали именно так? — спросил один из самых молодых сотрудников.

— Это давняя история… — Ученый несколько помедлил. — В свое время, когда на Совете я докладывал о принципиальной возможности создания интеллектуального робота, который бы не только внешне, но и по уму не отличался от человека, известный философ-эксперт из Академии — вы все его знаете — зачем-то напомнил мне о Пигмалионе.

Честно говоря, я не сразу понял, что он имеет в виду, и вспомнил миф о, скульпторе, создавшем прекрасную Галатею, полюбившем свое творение и с помощью любви оживившем его.

Но оказалось, что я ошибся. Философ имел в виду всего лишь пьесу Бернарда Шоу. Он спросил, как я считаю, оправдала ли Элиза надежды профессора Хиггинса. Вы же знаете манеру Философа сначала задать вопрос, не относящийся к делу, а потом аккуратно препарировать любую тезу и мягко, без усилий, положить ее на вечный покой или хотя бы на длительную реанимацию. И, честно говоря, я до сих пор не понял, в чем заключается подвох. Может быть, он думает, что робот не оправдает наших надежд? Вот почему наше детище носит название «Элиза».

Ученый мог быть доволен. Робот, теперь уже официально именуемый «Элизой», успешно проходил все испытания. Ему оказались под силу решения сложнейших этических проблем, о которых даже и не могли мечтать писатели с самой богатой фантазией. А внешность «Элизы» заставляла подумать о том, насколько далеко ушла наука, позволяющая искусственно создавать натуральную человеческую кожу. Словом… Слово за Философом.

— «Осел останется ослом…» — так; кажется, сказал некогда один умный человек, — удобно устроившись в старинном глубоком кресле в кабинете у себя дома, устало потянулся Философ. — Эта белковая кукла с куриными мозгами не смогла решить самой элементарной для человека задачи…

Все собравшиеся в его кабинете были свидетелями, как «Элиза» не успев перейти на другую сторону улицы, — это и было ее последнее задание, предложенное Философом, — остановилась перед внезапно загоревшимся красным светом. И никакая сила не смогла стронуть ее с места, пока вновь не появился зеленый глазок светофора.

— То, что сделал бы каждый ребенок: отступить на «остров безопасности» или в крайнем случае поскорее убраться с проезжей части, оказалось не под силу этой человекоподобной «Элизе». И немудрено. — Философ на мгновение задумался. — Интеллект не просто сумма знаний, приятная внешность и отменные манеры. Об этом уже сказал Шоу.

А потому, — он неожиданно усмехнулся, — если бы «Элиза» ознакомилась с творчеством этого великого драматурга, чьим излюбленным литературным приемом был парадокс, то наверняка должна была закричать «У-у-ааааа-у».

— А вам, в свою очередь, — заметил один из гостей, — торжествующе провозгласить: «Победа! Победа!»

— Эх, молодость, молодость… — привычно ворчал Философ, оставшись один и неторопливо готовясь ко сну. — Вечно ты торопишься, вечно ты спешишь, как в жизни, так… и с выводами. Классиков надо читать.

Потом он улегся в постель, еще раз повторил позевывая:

— Эх, молодость… Молод еще… Есть люди и постарше и поумнее. — И, нажав правой рукой кнопку под мышкой, отключил свой мозг.

1981

В. Адаменко Ю. Кириллов Светлая голова

Молодой человек в разноцветном трико подпрыгнул и на какое-то время замер в воздухе. «Десять и три десятых секунды», — с удовлетворением сказал, щелкнув секундомером, Степан Иванович Федорчук. Его собеседник, мужчина средних лет с волевым подбородком и пронзительными черными глазами, подавленно молчал.

«Хотите что-нибудь еще?» — самодовольно спросил Степан Иванович и повернул ручку монитора. На этот раз они увидели другое помещение. Элегантный мужчина во фраке поднял свою партнершу на вытянутых руках и опустил их. Партнерша осталась в воздухе. «Антигравитация!» — воскликнул гость. «Ничего особенного», — скромно заметил директор. Между тем ассистент вынес на арену длинный ящик и влез в него. Мужчина во фраке достал ручную пилу и разрезал ящик на две части. А через несколько секунд, казалось бы, уже мертвый человек раскланивался перед публикой, целый и невредимый, сияя ослепительной улыбкой. Затем элегантный мужчина накрылся широкой скатертью. Ассистент встряхнул скатерть и убрал ее. Мужчина во фраке исчез. «Телепортация», — явственно услышал шепот гостя Степан Иванович.