На пороге

Перед Чёрным вдруг вереницей поплыли лица. Простоватое – Ивана Савельича: «Работа такая. А что делать?» Испуганно-возмущённое – женщины из телевизора, шпынявшей своего мужа за неосмотрительную гражданскую позицию: «По тексту говори, дурень!» С хитрецой – шофёра Феди: «Наш чиновник от рубля из казны копейки на дело не оставит». Зашугано-раздражённое – инженера Сергея: «Не лез бы ты – сидели бы сейчас в камере в тепле, жрали рис». Костика – живое, с растерянно-извиняющейся беспомощной улыбкой. И другие, случайно виденные когда-то – усталые, несчастные, с печатью унылости, с затаённой обидой или злобой на весь мир, – людей, измученных собственной слабостью и собственным страхом перед реальностью и потому никогда не живших своей жизнью, а всегда сменявших её на жизнь, навязанную кем-то другим.

«С чего?..»

– С них… С людей, – ответил он запоздало, возвращаясь в настоящее. – С себя. С них. Немного уважения к себе, немного уверенности.

Ян покачал головой:

– Замахнулся. Трудновато будет. Чтобы менять переменные сознания участников совокупного потенциала Вселенной, потребуется неимоверное усилие. Скорее всего, придётся чем-то поступиться взамен…

– Не менять. Помочь измениться самим. Не всем, – спокойно ответил Чёрный. – Для начала – в одном городе. А взамен можно отдать слепую веру в установленный порядок. Она же – наивность. Она же – неведение и первейшее зло… Потихоньку с этих вещей и начнём, – и он прикрыл глаза…