На полголовы впереди

В ресторан вошел Филмер и сел за столик, ближайший к кухне, – обычно пассажиры старались этого столика избегать. Вид у него был такой, как будто он плохо спал ночь.

– Эй, вы! – резко сказал он, когда я оказался поблизости, – очевидно, решил отбросить притворную любезность.

– Да, сэр?

– Кофе мне, – сказал он.

– Хорошо, сэр.

– Сейчас же.

– Хорошо, сэр.

Я передал заказ Занте Симоне, которая сердито вынимала из духовки противень с сосисками, всем своим видом выражая протест против всего на свете, взял кофейник и на подносе понес его Филмеру.

– Зачем мы останавливались ночью? – отрывисто спросил он.

– По-моему, чтобы починить рацию, сэр.

– Мы останавливались два раза, – сказал он тоном обвинителя. – Зачем?

– Не знаю, сэр. Наверное, главный кондуктор сможет вам объяснить.

Мне пришло в голову – интересно, что бы он сделал, если бы я сказал:

"Ваш человек Джонсон чуть не пустил под откос поезд вместе с вами"? И тут я сообразил, что его расспросы, возможно, вызваны беспокойством: он хотел услышать, что не случилось ничего опасного. Похоже, мой ответ доставил ему некоторое облегчение, и я с трудом устоял перед искушением лишить его этого удовольствия, сказав, что рацию кто-то вывел из строя, – сидевшие за соседним столиком тоже прислушивались к нашему разговору, а нагонять на всех уныние и страх не входило в мою задачу. Вот нагнать уныние и страх на кое-кого одного – дело другое...

Все остальные, по-видимому, заметили, что ночью мы подолгу стояли, но особых жалоб никто не высказывают. Никто ничего не имел против того, чтобы пропустить "Канадец" вперед. Царившие во всем поезде хорошее настроение и дружеская атмосфера помогали не обращать внимания на подобные мелочи. Пусть путешествие близится к концу, но пока еще за окном простирается необыкновенной красоты ущелье, вызывающее восторженные восклицания, а впереди Ванкувер и последние скачки, которые обещают стать эффектным финалом. Так они и говорили: замечательное путешествие, просто замечательное.

Примерно через полчаса я пошел назад, в вагон Лорриморов, за подносом и чашками. Я постучал в дверь, но никто не ответил. Тем не менее я прошел в гостиную.

Мерсер стоял посреди нее с растерянным видом. Он осунулся, и видно было, что он чем-то потрясен.

– Сэр? – произнес я.

Только теперь он заметил меня.

– Мой сын, – сказал он.

– Сэр?

Шеридана в гостиной не было. Мерсер был один.

– Остановите поезд, – сказал он. – Мы должны вернуться назад.

"О господи", – подумал я.

– Он вышел... на площадку... чтобы посмотреть на реку... – с трудом выговорил Мерсер. – А когда я выглянул... его там не было.

Дверь на площадку была закрыта. Я прошел мимо Мерсера, открыл ее и вышел наружу. Как он и сказал, там никого не было.

Там только свистел ветер. Начищенные медные поручни шли вокруг площадки на высоте пояса, а обе дверцы по сторонам были крепко заперты.

По правой стороне пути время от времени попадались такие места, где человек мог беспрепятственно упасть с тридцатиметровой высоты прямо вниз, в жуткую пенящуюся на порогах реку. Там таилась смерть. Мгновенная смерть. Я вернулся в гостиную и закрыл за собой дверь. Мерсер стоял, пошатываясь, – и не только от толчков поезда.

– Присядьте, сэр, – сказал я, взяв его под руку. – Я скажу кондуктору. Он знает, что делать.

– Мы должны вернуться назад. – Ноги его подкосились, и он сел. – Он вышел туда... а когда я выглянул...

– Вы сможете подождать, пока я схожу к кондуктору?

Он тупо кивнул:

– Да. Поскорее.

Медлить я не стал – растерянность и потрясение, которые испытывал Мерсер, передались и мне, пусть и не отягощенные другими его горестными переживаниями. Полчаса назад по виду Шеридана никак не похоже было, что он намерен броситься вниз со скалы; правда, мне еще не приходилось видеть людей, которые собираются это сделать, так что откуда я мог знать? Может быть, это предвещал его отсутствующий взгляд, если бы только кто-нибудь сумел правильно его истолковать.

Я быстрым шагом прошел через все вагоны, только через ресторан шел не спеша, чтобы никого не переполошить. Когда я добрался до купе Джорджа, его дверь была все еще закрыта. Я постучал. Ответа не было. Я постучал снова, посильнее, и тревожно позвал: "Джордж!"

Из купе донеслось какое-то ворчание. Я без дальнейших церемоний открыл дверь и увидел, что он все еще лежит на койке одетый, еще не совсем проснувшись.

Я закрыл за собой дверь, присел на край койки и сказал ему, что мы потеряли одного пассажира.

– В каньоне Фрейзера? – переспросил он, с трудом сел и, скривившись, схватился за голову. – Когда?

– Думаю, что минут десять назад.

Протянув руку к рации, он выглянул в окно, чтобы сориентироваться.

– Знаете, возвращаться бесполезно. Если он упал в воду с такой высоты. А вода в реке холодная как лед, и видите, какое быстрое течение... И водовороты.

– Но его отец хочет вернуться.

– Ну еще бы.