Павел был миномётчиком, палил «боевыми» в учебном полку, а позавчера бил по фрицам. Однако, сам он, ни единого разу, не попадал под подобный обстрел. Парень вспомнил слова погибшего друга, сказавшего, как-то на стрельбах: «Если ты слышишь звук падающего с неба снаряда, значит, он летит не в тебя».
Боец снова услышал хлопки и рванулся к укрытию, что приготовил ещё накануне. Он повалился ничком в тесный окопчик и вжался в него, как можно плотнее. Глубина там была всего ничего. Хорошо, если осколки пролетят над спиной, а не врежутся в тело.
Послышалась новая серия взрывов. Судя по дрожи, которую он ощутил всем худым и жилистым телом, снаряды попали в тот склон холма, что смотрел на догорающую колонну фашистов.
«Фрицы взяли нас в вилку! — понял вдруг парень. — Сейчас врежут прямиком по орудию, и всем нам кранты. Можно броситься к краю высотки и скатиться вниз по откосу, но лейтенант не велел нам покинуть позицию…»
Боец не успел, додумать нелепую мысль до конца. Где-то возле него, раздался оглушительный грохот. Затем, чуть правее, ещё и ещё. Почва под ним закачалась, как при буйстве подземной стихии. Атмосфера наполнилась частицами пыли.
Стало так трудно дышать, что он уткнулся лицом в сгиб левого локтя и сквозь ткань гимнастёрки пытался втянуть в себя толику воздуха. За первым залпом ударил второй, за ним третий, четвёртый.
«Видно, фашисты боятся, — думал трясущийся Павел, — что после того, как уничтожили технику, мы врежем шрапнелью по уцелевшим стрелкам. Поэтому, они так суетились под шквальным огнём и таскали из своих транспортёров миномёты и ящики с минами.
Теперь они очень хотят, разбить наше орудие, перейти через реку и, уничтожив пехотный заслон, окопаться возле станицы. Мало ли что, вдруг к нам подтянутся советские части, и тогда им точно каюк. Ведь они здесь прочно застряли и не могут идти ни вперёд, ни назад».
От громкого шума боец перестал что-либо слышать. Его мысли смешались и превратились в набор ничего не значащих звуков. В этот момент, фашистская мина врезалась в ящик, полный снарядов.
Все тяжёлые «чушки», а их оставалось штук двадцать, не меньше, детонировали от попадания в цель. Гром объединённого взрыва оказался настолько ужасным, что Павел лишился сознания. На месте окопа с боеприпасами возникла воронка диаметром в семь-восемь метров. Над вершиной холма поднялись клубы серой пыли размером с огромную тучу.
Поняв, что с пушкарями покончено, захватчики прекратили палить по высотке. Они навели миномёты на бугор пехотинцев и немедля открыли ураганный огонь. Два первых удара были пристрелочными и, как всегда, ушли «в молоко».
Фельдфебели тут же внесли кое-какие поправки. Хлопнуло несколько залпов, и десятки снарядов обрушились на советских солдат. Мины проутюжили небольшой пятачок. Мощные взрывы создали много глубоких воронок и сровняли с землёй остатки окопов.
Офицеры фашистов посмотрели в бинокли из кювета дороги. Они убедились, что на месте врага осталась лишь горелая почва, и, наконец, облегчённо вздохнули. Командиры поднялись с обочин и, ругаясь, словно биндюжники, выбрались на узкую дамбу.
За ними полезли остальные стрелки. И те и другие сильно испачкались в болотной грязи. Было трудно понять, чья на них, собственно, форма? То ли, советская, то ли, немецкая, то ли, чья-то ещё?
Несмотря на ужасающий вид, фельдфебели стали орать во весь голос и отдавать боевые приказы чумазым солдатам. Те снова засуетились, кинулись к горящим машинам и стали тушить пламя там, где это оказалось возможным.
Уцелевшими вёдрами они таскали мутную воду из-под откоса, забрасывали сильный огонь пылью с землёй, и собирали всё то, что ещё не сгорело и могло пригодиться. В первую очередь, искали боеприпасы и шанцевый ручной инструмент: ломы и лопаты, топоры и кувалды, пилы и тросы. Мотострелки складывали всё на обочинах и напряжённо готовились к ремонту моста.
Ещё накануне, фашисты получили приказ: «С ходу форсировать реку. Пройти на восток так далеко, насколько возможно. Прорваться вглубь обороны врага и ударить в тылы советским войскам, защищавшим переправы у Дона».
Сначала всё шло именно так, как предусматривал план наступления. Потом они оказались на узенькой дамбе, где попали в засаду. Хорошо, что в колонне имелась мощная рация. В начале обстрела, радисты связались со штабом и сообщили о своём положении. А так же о том, что танки горят один за другим, а гауптман panzersoldat приказал долго жить вместе с головным экипажем.
Оберст долго ругался и грозился разжаловать всех живых офицеров, если они сорвут операцию. Затем полковник слегка успокоился. Он немного подумал над бедственным положением стрелков и обещал, послать им на подмогу новый отряд.
Он заявил, что, к своему сожалению, не может направить к ним авиацию. В данный момент, она сейчас бомбит Сталинград, и у Люфтваффе нет ни одной свободной машины. Поэтому они должны сами управиться с дикими скифами. Несмотря на большие потери, им нужно форсировать реку, окопаться на том берегу и ждать подкреплений.