На переднем крае. Битва за Новороссию в мемуарах её защитников

— Скажите, что денег осталось человек на двадцать. Может на двадцать пять. Если конечно больше не подвезут, — отвечает мне одна из кассирш.

— А по сколько вообще дают? — интересуюсь я.

— По 1800 гривен.

В пересчёте на наши рубли, по тому курсу, получалось меньше пяти тысяч.

Выхожу назад, на улицу.

— Деньги ещё есть. Но хватит не всем. Поэтому, кто в конце списка, лучше не стойте. Приходите завтра, — говорю я людям.

— Как же так? А завтра будут выдавать? — гудят пенсионеры.

— Да, будут.

— Михалыч, родной. Глянь, пожалуйста, какой я по счёту? — просит, кто-то из толпы.

— Да, да. И меня тоже посмотри.

— И меня.

— И меня.

— И нас. Нас двое.

— Тавр, у тебя тетрадь? — обращается ко мне Михалыч.

— У меня.

— Дай, я посмотрю.

Толпа начинает снова гудеть от возбуждения и наседать на Михалыча.

— Так, отошли все от меня. Я при исполнении. Пять шагов назад всем, я сказал! Или не буду ничего проверять.

Волна толпы, покорно откатывается от него. Тот начинает громко зачитывать фамилии счастливчиков. Люди тут же делятся на два лагеря. На тех, кто получит деньги сегодня и на тех, кого эта радость обойдёт стороной. Слышны крики и проклятья в адрес Порошенко, Яценюка, Януковича, и прочих хероев Украины. Всё это с добавлением, естественно, русского фольклора и местного колорита. Кто-то из мужиков громко рассказывает присутствующим, что бы он лично сделал с перечисленными персонажами и в каких позах? Народ смеётся, вздыхает, кричит и возмущается. Кто-то стоит молча, а кто-то уходит. Уходит, понимая, что сегодня не его день.

Достаётся от стариков и нам. Народ возмущается, что мы медленно пропускаем и не совсем тех, кого надо.

И тогда Михалыч предлагает решить вопрос кардинально:

— Я вот вам сейчас отдам эту вашу тетрадь… и думайте сами, кого пропускать, а кого нет? А мы уходим — объявляет он толпе.

Народ понимает, что тогда денег не увидят даже те, кто в списках.

— Ребята не надо. Не уходите. Мы же тут без вас передерёмся все. Лучше уж вы, чем кто-то другой, — раздаётся женский голос.

— Правильно говоришь, Васильевна, — раздаётся ещё один возглас. Ну, чего вы на парней орёте. Они за нас воевать приехали, а вы орёте ещё на них тут.

— А вы откуда сами-то, ребята, будите? — спрашивает бабулька с клюшкой в руке.

— Мы двое из Москвы (киваю на Москаля), а Михалыч из Питера, — отвечаю я ей.

— То-то, я смотрю, говор у вас не наш. А денег вам тут за нас много платят, сынок? — спрашивает ещё одна старушка.

— А нам вообще не платят. Не за вас, не за Донбасс. Мы бесплатно приехали воевать.

Наступает гробовая тишина. Замолчали даже те, кто говорил шёпотом.

Люди стояли, смотрели на нас и переваривали услышанное.

— То есть как это бесплатно? Что, совсем? — интересуется народ.

— А вы думаете, мы из-за денег сюда к вам приехали? — вставляет своё слово Москаль.

Я смотрю на всех этих людей. На эту толпу голодных бабушек и дедушек — пенсионеров разных возрастов и здоровья. Стою и понимаю, что… Они реально думают, что мы тут стоим не из-за них, а за зарплату. Стоим тут на морозе, в чужом городе, за сотни километров от своего… Стоим, что бы они получили свою пенсию.

А ещё я стою и не понимаю, почему я должен им это всё объяснять и как бы даже доказывать и оправдываться? Почему?

Вот же они — старики, пенсионеры, инвалиды, ради которых мы сюда и приехали. Почему они задают нам эти глупые вопросы. Почему?

Холодный, морозный, донбасский день догорает в свете зажёгшихся фонарей.

Мои размышления прерывает начальник почты. Громко крикнув из-за наших спин:

— Внимание! Дорогие вы наши, не волнуйтесь. Денег хватит на всех. Те, кто не успеет их получить сегодня, приходите завтра.

— Опять завтра. Нам это ещё вчера говорили, — возмущаются пенсионеры.

Начальница исчезает в помещении почты. Мы же стоим дальше. У нас приказ — не допустить паники и беспорядков на вверенном нам объекте.

День потихоньку катится к закату.

Из почты, получив наконец-то свою долгожданную пенсию, выходит очередная бабушка. Треплет меня за рукав:

— Сынок, спасибо вам. Вы уж простите нас, что мы тут на вас кричим. Мы это не со зла. Храни вас Бог, ребята!

Старушка, перекрестив нас всех рукою, медленным шагом бредёт домой.

Михалыч громко зачитывает очередную пятёрку на получение пенсии. Народ проходит внутрь. Те же, кто получает свои гривны, с довольными лицами выходят на улицу. Сегодня их день! Люди в толпе молча им завидуют и надеются, что скоро тоже будут на их месте.

Один из таких вот счастливчиков, мужчина лет шестидесяти, просит отойти с ним в сторону, я отхожу. Тот протягивает мне руку со словами благодарности:

— Спасибо вам, ребята. Вы делаете нужное дело.

— Да, собственно, не за что. Спасибо, что понимаете это. Вам всё выдали? — спрашиваю я его.

— Да. Всё. Вот возьми.

Мужчина, после рукопожатия, отпускает свою руку. Я открываю ладонь. Там пятьдесят гривен.

— Батя, мы денег не берём, — говорю я ему, пытаясь их вернуть.

— Я это знаю, сынок. Возьми, прошу тебя. Это на сигареты. Я цыган. У нас так принято благодарить. Вы же ничего не получаете тут. Я это тоже знаю.

— Спасибо, — говорю я в ответ, пряча деньги в карман.