В то время экономический отдел Ленинградского ГПУ располагался на Нижегородской улице, дом 39. Кто здесь только не бывал — и валютчики, и спекулянты, и разжиревшие нэпманы, и наглые нувориши. Кассир отдела Березин, сухонький старичок с козлиной бородкой, скрупулезно пересчитывал золотые монеты, изъятые на обыске у очередного «скупого рыцаря». А молодой оперативник, смеясь, рассказывал, как плакался этот «рыцарь», когда из граммофона выломались его сбережения. У всех на устах было тогда знаменитое дело Шиллера, Карташева и прочих.
Бывший царский ротмистр Шиллер в 1928 году нелегально прибыл в Россию по заданию группы грузинских белоэмигрантов. Эта группа, связавшись с германским нефтяным королем Детер-дингом и книжным магнатом Белле, занялась изготовлением «русской валюты»: фабрики в Мюнхене и Франкфурте-на-Майне без передыху печатали поддельные червонцы. Ну а Шиллеру поручалось распространить их на советском рынке. Чекисты быстро напали на след: у бывшего ротмистра и его подельников нашли кучу фальшивых денег и оружие. Суд решил: расстрелять подлецов «за экономическую контрреволюцию».
Фигур поначалу заискивал перед матерыми сыщиками, заглядывал в рот, когда кто-нибудь травил байки, и сладенько подхихикивал. Ему пока что хвастаться было нечем. Потом забурел: пузо окузовилось, глазки освинячились. Развалится в кресле и цедит сквозь зубы вошедшему новичку: «пшел вон». Но как преображался, когда Зверев распахивал дверь: вмиг исчезали барские замашки. Посмотри, начальник: днем и ночью без устали работает над секретными бумагами скромный труженик Чрезвычайки товарищ Фигур! О нем сослуживцы говорили: «Он артист не только в работе, но и в жизни»(3). Верно: перед каждым допросом натягивал белые лайковые перчатки, руки скрещивал на груди, приказывал: «Введите!»
Однажды ввели в кабинет Фигура юрисконсульта акционерного общества «Бергер и Вирт» Федора Паршина: он имел несчастье подружиться с директором фирмы Гейпелем — вместе гоняли чаи на петергофской даче. Но, кажется, был и другой повод у Дмитрия Давыдовича поговорить с арестантом: тот когда-то наотрез отказался «дать взаймы» нашему ревизору. И вот теперь расплачивался за честность: раз пил чай с немцем — значит, немецкий шпион.
Паршин и сам кое-что знал про следственные ухищрения, так как в Гражданскую войну был следователем Петроградского ревтрибунала, но с таким «следопытством» сталкивался впервые:
«18 ноября 36 г. меня начали допрашивать и сразу же предложили или сознаться или сидеть на стуле без предоставления времени для сна… Я абсолютно ничего не знал о шпионаже и ни в чем сознаться не мог. Уже со второй ночи я начал галлюциони-ровать и бредить наяву… Мое состояние стало близким к потере рассудка. Мне сообщили, что мою семью выселяют из квартиры, что в квартире заболела домработница скарлатиной и что мою жену освободят и вернут к трем малолетним детям (которым угрожала скарлатина), если я дам показания… На 29 сутки круглосуточный допрос был прекращен»(4).
Кто выдержит месячную пытку? Естественно, Паршин «сознался», что он — шпион. Фигур ему за это отмерил полной мерой, хотя изможденный узник умолял: «От Вашего решения зависит не только моя судьба, но и жизнь моих трех малолетних детей, больной жены и старушки матери 78 лет. Кроме меня, их кормить некому. В случае моего осуждения они неминуемо погибнут».
В отчете же Фигур ухитрился написать, что якобы вскрыл и ликвидировал целую германскую шпионскую резидентуру, но возглавляемую не Гейпелем (как полагалось), а Герингом! Уловка понятна: про директора небольшой фирмы никто не слыхал, а фамилия второго человека в Третьем рейхе не сходила с газетных полос — авось наверху подумают, что речь идет о знаменитом немецком асе. Точно: вскоре от руководства НКВД получил Фигур награду — золотые часы.
Вообще, Дмитрий Давыдович с фактами обращался по собственному усмотрению — как ему выгодно, так и будет. Даже свою биографию не раз переиначивал. То год рождения поменяет с 1901 на 1896 и обратно. То театральную школу, гдё учился, переименует в юридический факультет университета. То о Владимирском игорном клубе напишет, что работал там по заданию ГПУ — мошенников выслеживал. Кто разберется в этакой куро-лесице?.
Клегу 1937 года кадровики разобрались: потребовали уволить артиста из органов госбезопасности. Перельмутр долго не чикался: убирайся-ка Фигур к чертовой матери. Казалось, рухнула надежда на блестящую карьеру. Тут звонок — заместитель начальника Управления Шапиро-Дайховский озаботился: не желаете ли, Дмитрий Давьщович, поруководить Ленинградской портовой таможней? Фигур аж крякнул от удовольствия. А Шапиро ласково: «Пока же вы договоритесь с Мигбертом и до вашего утверждения Горкомом включитесь в следствие по массовой операции»(2).
С Мигбертом договорились быстро: Мирон Исаакович знал безработного не понаслышке: «Учить вас мне не нужно. Вы — квалифицированный гешефтмахер»(2) И направил не куда-нибудь, а в формирующуюся «бригаду смерти».