На минном поле любви

Третий полубог был высокорослым голубоглазым блондином с кукольной мордашкой. Очевидно, по молодости лет он решил, что этого набора вполне достаточно, дабы стать преуспевающим художником. Может, и не без основания. Он так долго рассказывал матери, над какими престижными проектами работал, что она даже полюбопытствовала:

- Так, верно, и «Юрий Милославский» ваше сочинение?[47]

- Нет, — честно оскорбился голубоглазый, — я – дизайнер и портретов не пишу! Не моя специализация!

Эскизы афиши, которые он принес впоследствии, оказались откровенно непрофессиональными. Красавчик объяснял матери, что очень силен в концепции. И, глядя на его работы, чувствовалось: автор долго вынашивал какую–то идею, которая долго блуждала в лабиринтах его подсознания, выбилась из сил, зачахла и умерла задолго до созревания, а ее прах был взят за основу творения молодого гения.

Потом был амбициозный истерик из породы карликовых мужчин, кричавший громким голосом, что он не делает беспородных щенков! Почему–то маме сразу на ум пришел бравый солдат Швейк и его сомнительные достижения на поприще собаководства[48]. А еще она попросила папу поприсутствовать, когда будет принимать у карлика работу. Расчет оказался верным. Эскизы оказались гораздо хуже, чем «так себе», а, услышав отказ, пылкий карлик полез драться. С воплем «Это круто и породисто!» он рванулся в мамину сторону. Когда отец схватил его за шиворот, он беспорядочно молотил руками и ногами и орал: «Я протестую! Это не ваше дело! Я не с вами выясняю отношения!» Конечно, отец его выволок его на улицу и сдерживал натиск психопата, пока не подоспела охрана. После увиденного папа испугался за маму не на шутку, попросил по художественной части больше ничего не предпринимать и клятвенно обещал сам найти художника, профессионального и нормального. Этим восьмым чудом света и оказался Ванька. Его афиша и украсила мамашкину выставку.

На вернисаже Ванька появился с эффектной красоткой. Все просто офигели от вида стильной скуластой брюнетки и пожалели, что не пошли в дизайнеры. Я тоже не сводила с нее взгляда и мучительно решала в уме задачу. Девица вся была в родном Готье[49], а Готье свою одежду шьет на очень худых и высоких. Словом, если твоя фигура похожа на одинокую лапшу, то считай, попала в десятку. Макаронина для Готье окажется слишком толстой, а вермишелина – короткой. Мне страшно хотелось узнать: какой размер носит дизайнерская пассия? Эта мысль захватила меня целиком, так что на самого Ваньку я даже не обратила внимания. Вежливо познакомилась, любезно улыбнулась, сказала несколько незначащих фраз и погрузилась в свои мысли. Я даже и подумать не могла, что мужик, спутница которого так сногсшибательно смотрится в Готье, может обратить внимание на вчерашнюю школьницу. Ванька в тот вечер тоже ни о чем таком не помышлял, имел другие планы на жизнь, а потому влюбился в меня, бяку, очень некстати для себя. Поэтому, когда неделю спустя он возник на моем пути, я очень удивилась: незнакомый человек преграждает мне дорогу.

В свои двадцать девять на мои семнадцать Ванька казался мне жу–утко взрослым. Между прочим! Еще года два–три назад я была просто уверена, что на двадцатидевятилетнем рубеже жизнь кончается. Кому могут быть интересны старые тридцатилетние люди? Если только совсем ветхим сорокалетним. Честно говоря, Ванька подкупил меня своим взглядом на жизнь. Он много знал, а потому не испытывал пиетета. Это не было негативизмом юнца, который постоянно сводит счеты с миром в надежде показаться интереснее. Это не было скепсисом заумного дурака, который с желчностью начетчика отрицает все, что не складывается в дважды два – четыре. Ванька был спокоен и ироничен. Во время нашей первой «случайной» встречи мы стихийно проболтали с ним два часа. И мне страшно захотелось стать такой же, как он. Перенять его манеру. Настроить свои мозги таким же образом. Через два часа трепа я Ваньку уже обожала и приняла свое обожание за влюбленность. А мне всего–навсего хотелось его скопировать или сыграть в него. В американском кино эмоциональная нежная дева в аналогичных случаях рисует себе жженной пробкой усы, примеряет шляпу с галстуком и сует себе в трусики две пары носков.