На линии огня: Фронтовых дорог не выбирают. Воздушные разведчики. «Это было недавно, это было давно». Годы войны

— Мне сделали операцию… два пальца, — я с трудом подбирал слова. — Ими и пишу.

— Причем пишет хорошо и быстро, — пришел на помощь директор института. — И вообще Петров — один из лучших наших студентов.

— Да, я вижу, оценки у вас отличные… — Немного подумав, председатель продолжал: — Может быть, хотите продолжать учебу в аспирантуре?

— В аспирантуре? — Я вспомнил о договоренности с Лидой. — Нет. Прошу направить меня в Сталинград.

— Ну что ж, вам виднее. — Он посмотрел на меня с интересом. И, посовещавшись с членами комиссии, объявил: — Товарищ Петров, просьба ваша удовлетворена. Желаем вам успехов!

Отвечая на ходу на вопросы ребят, я поспешил к Лиде. Она уже заметно нервничала в ожидании вызова.

Наконец пригласили Визгалову.

Я нетерпеливо расхаживал по коридору, не замечая никого. Мысленно был там, в кабинете, вместе с Лидой. Что если ее пошлют в другое место… Как тогда быть?

Наконец-то дверь распахнулась. Даже уши у Лиды и те полыхали огнем.

Несколько минут спустя, сидя на лавочке в сквере, она рассказывала взахлеб:

— И вот они меня спрашивают: кем вы желаете работать? Я, конечно, говорю, следователем. Хорошо. А куда? В Сталинград, отвечаю. Они переглянулись, кто-то плечами пожимает. Почему именно в Сталинград, что такое сегодня… В других областях тоже специалисты нужны. И давай перечислять: Курская, Орловская, Кемеровская. Я растерялась, сижу как дура и слова не могу вымолвить. Спасибо, директор выручил. «Вы, — говорит, — не с Петровым ли хотите вместе ехать?» — «Да, — подхватила я, а потом сама не знаю как выпалила: — Мы с ним давно дружим и скоро поженимся».

— Неужели так прямо и сказала?

— Честное слово, Толич. Провалиться мне на этом месте, прямо так и сказала. Потом, правда, спохватилась, и так мне неловко стало, что не знала, куда деться.

— Ну а дальше что?

— Дальше вот что, — снова воодушевляясь, продолжала моя невеста. — Они все заулыбались, задвигались, а директор наш стал им что-то тихо говорить, мне не слышно. Потом они ему. А затем объявили, что я могу ехать в Сталинград. Пожелали нам счастья и успехов… Но только я могу не дожить до этого счастья, потому что сейчас, кажется, упаду в голодный обморок!

— Я тоже. Утром только чай пил и все. Идем в столовую?

— Конечно!

В зале почти никого. Многие студенты уже разъехались на каникулы.

Мы уселись за столик, застеленный белоснежной скатертью. Сквозь желтые в гармошку гардины проникал мягкий свет и рассеивался по просторному залу.

— Как хорошо стало в нашей столовой, и кормят прилично. А помнишь, как тут было в первые годы?

— Еще бы! — Я кивнул головой. — Как говорил Магомед, пей вода, ешь вода…

— Ни хлеба, ни топлива…

— Ладно, что вспоминать! Лишь бы ни для кого это не повторилось.

— А расставаться с институтом жаль.

— Еще бы!

Мы снова пришли в свой скверик.

— Видишь, Толик, мечты наши понемногу начали сбываться. Приедем с тобой в Сталинград, устроимся на работу. И сразу поженимся.

— Давай лучше здесь зарегистрируемся, и…

— Нет, нет, не спорь! Неизвестно, где там придется жить, и вообще.

Разговаривая, мы забрели в городской парк, пошли по широкой тенистой аллее. По обеим сторонам росли аккуратно подстриженные кусты. За ними высились могучие вековые деревья, местами образуя лужайки с зеленым ковром травы.

Мы условились, что на каникулы, вернее, теперь уже в отпуск, каждый отправится к себе домой. А через месяц приедем в Сталинград, предварительно в письмах все обговорив.

За поворотом открылся пруд. По чистой, прозрачной воде плавали лебеди. Лида стояла у самой кромки и звала их к себе. Двое не спеша подплыли и остановились невдалеке.

— Как жаль, что нечем их покормить! — Лида заглядывала в свою сумочку. — У тебя в карманах случайно нет ничего съедобного?

— Нет, откуда?

Лебеди, не дождавшись угощения, равнодушно заскользили прочь.

15

В общежитии нас встретил отец Лиды. Это было настолько неожиданно, что я даже вздрогнул, увидев его. От предчувствия беды защемило сердце.

А Лида уже висела у отца на шее.

Я сдержано поздоровался. Иван Ефимович улыбнулся в ответ. Ничего нельзя было прочесть на его лице, оно оставалось приветливым и непроницаемым.

— Где же это вы целый день пропадаете? Ждал, ждал, уже хотел уходить к себе в гостиницу.

— Папочка, у нас сегодня такой день, такой день! В общем, было распределение…

— Неужели?

Я счел неудобным оставаться при этом разговоре и пошел к себе. На душе тревога. Я не забыл, как встретила меня Лидина мама. А отец? Что он знает о наших отношениях? Знает, наверное, кое-что, не первый раз видит нас вместе.

Вряд ли их обрадует известие о нашем браке, я чувствую это. Мы с Лидой договорились пока не сообщать им об этом. Потом, когда все уладится, станем работать и самостоятельно жить, напишем. Объясним, что любим друг друга, и попросим, как говорится, родительского благословения.

В комнате у нас как на вокзале. Одни упаковывают свои вещи, другие собираются это делать, постоянно кто-то приходит прощаться…