На линии огня: Фронтовых дорог не выбирают. Воздушные разведчики. «Это было недавно, это было давно». Годы войны

Наконец все собрались, все готово, и ведущий распорядился дать предупредительный звонок.

Сразу же прекратились танцы, студенты начали рассаживаться по местам.

Дождавшись полной тишины, Сергей торжественно объявил о начале концерта, посвященного выпуску института.

В зале зааплодировали. Как только шум немного утих, Сережа, заложив руки за спину, как заправский артист, продолжал:

— Друзья мои, мы очень признательны за такие аплодисменты, тем более что еще ничего вам не показали. Хочу серьезнейшим образом предупредить, что номеров у нас много, и если вы будете все время так аплодировать, то к концу нашего концерта наступит полнейшая тишина: вы отобьете себе ладони.

Выступления и впрямь оказались хороши.

— Тольча, какой голос! — то и дело теребила меня Лида. — Ну что же ты молчишь? Кричи «бис»!

А Сережка уже объявлял следующий номер.

На сцене появилась Тоня Кочеткова. Под аккомпанемент баяна она запела:

Ой, цветет калина
В поле у ручья.
Парня молодого
Полюбила я…

Она задумчиво изогнула брови, голос ее лился легко и свободно. Про какого парня она так поет?

Тоня не спеша поклонилась залу. Ее вызывали на «бис». Но Сережа неумолим: номера не повторяются.

— Дуэт аккордеонистов, — объявляет он. — Геннадий Поцелуев и Виктор Меркулов исполняют старинный вальс «Амурские волны».

— Быстро Виктор научился, правда? — шепчет Лида. — Вот какой талантливый у меня земляк, даже не ожидала…

— Неплохо, но Генка играет лучше, — с серьезным видом возражаю я.

Лиде очень хочется поспорить, но вдруг она спохватывается:

— Ой, Толич! Мне же через два номера выступать! — и исчезает.

Вскоре на сцене появляется девушка-колхозница в цветастом платке и сарафане. Голосистая и задорная, руки в боки, она лихо исполнила несколько «зубастых» частушек на студенческие темы.

Успех Лида имела полный.

— Толя, ну как? — запыхавшись, спросила она, усаживаясь рядом. — Только честно!

— Если честно — лучше всех!

— А ну тебя, я же серьезно!..

Я несколько раз оглядывался по сторонам. Знакомые лица, улыбки…

В заключение программы, конечно, студенческая песня. Из тех, что есть, наверное, у каждого института. Может быть в них не слишком совершенны стихи, но зато это своя песня, и она дорога сердцу, сроднившемуся со студенческим миром.

Пусть не пышно обставлен студенческий дом,
Да и денег в запасе не очень-то много,
Но богатство студента заложено в том,
Что вся жизнь впереди, как большая дорога.

Со второго куплета, стоя, поет уже весь зал.

После концерта мы с Лидой, не сговариваясь, направились к Волге. На душе легко и радостно. Еще бы — позади четыре года учебы. Очень непростых для меня года. Впрочем, зачем сегодня вспоминать о трудностях, они ведь позади. А что впереди?

Длинная вереница барж светила огоньками, медленно спускаясь вниз по Волге. Кого-то упорно окликал пароходный гудок. Блики света прыгали по легким волнам.

— Скоро распределение, Толич. Куда же нас пошлют? — Лида положила голову мне на грудь. — Впрочем, куда бы ни направили, мы едем вместе, правда?

— Конечно, Лидушка.

— Но только я ни за что не хочу уезжать от Волги. Где угодно, но чтобы она была рядом.

— Знаешь что? Давай попросимся в Сталинград. Это ведь совсем недалеко отсюда. А работы там много.

— В Сталинград? — повторила Лида. — Но ведь он, говорят, весь разрушен. Ты не подумал об этом?

— Подумал. Я давно уже думаю, иначе не сказал бы. Да, разрушен. Но ведь люди там живут, работают. Первое время, наверное, будет трудно. Но я не боюсь, а ты?

— Я… тоже не боюсь… особенно с тобой. Что ж, в Сталинград так в Сталинград.

14

Специальная комиссия из министерства начала работу по распределению молодых специалистов. Один за другим в кабинет вызывались студенты-выпускники, вернее, бывшие студенты.

Радостные, пришли в институт Магомед и Катя. Вчера они зарегистрировались, а сегодня будут вместе проситься на работу в Дагестан. Все уверены, что им пойдут навстречу.

Из кабинета показался Расторгуев.

— Ну, что? Куда? — бросилась Катя к Николаю. Все знали о его страстном желании остаться в Саратове.

— В Сталинград…, — огорченно махнул он рукой.

— Что же здесь плохого? Я с удовольствием поехала бы, — пожала плечами Тоня Кочеткова.

Расторгуев хотел было возразить, но раздумал и, понурив голову, поплелся к выходу.

— Петров, Петров, вызывают! — послышалось от дверей.

Я бросил взгляд на Лиду.

— Толя, иди же! — легонько подтолкнула она меня. — Все будет хорошо, как условились.

Я остановился перед широким столом.

— Ваша фамилия? — спросил председатель, тучный мужчина в больших очках, просматривая лежавшие перед ним бумаги.

— Петров, — сдержанно ответил я.

— Садитесь, товарищ Петров. Где и кем вы бы желали работать?

— Народным судьей… в городе Сталинграде.

Председатель поднял голову. Брови его поползли вверх.

— Вы… инвалид войны? У вас нет рук…

Меня сразу бросило в жар.

— Да. Инвалид.

— Как же вы пишете?