На линии огня

Кажется ему сквозь чудо-звоны,
Что сейчас не Аннушка, не Анна,
А в красе невинно обнаженной
Перед ним Венера Тициана.
Та, которую лишь раз и видел
В позабытой вилле, близ Потсдама…
…И он думал: «Что там Тицианы!
Не берусь судить и осуждать,
Только мне роднее все же Анна,
И хотел бы я спросить у Тициана,
Так смогла б его Венера ждать?!»

Храбрый солдат находил теперь упоение в труде. Он радовался каждому своему успеху и добрым делам односельчан. Радовался всему живому, новому, утверждающему жизнь. «Ранью уходил Степан с подворка, и его чуть схожая с лицом фронтовая пахла гимнастерка не окопной сырью, а пыльцой…» Останавливался. Замирал. Колосья в пальцах растирал табачно-желтых. Вокруг дымилась нежно-золоченая пыль цветения.

…От пшеницы уходил на гречки,
По дороге трогал ус ячменный,
А потом овес по-человечьи
Кланялся ему степенно.

Шли дни. Хлеба поспевали. Зерна ржи и пшеницы делались молочно-восковыми. Тучи тенью тянулись над полями:

Когда бы ни бывали войны —
Своей победе трижды рад
К хлебам вернувшийся солдат.

Зима пришла. За ней — весна. И снова лето… Степана назначают бригадиром. Работы и забот больше. Но Степан вроде посвежел, стал ладнее. «Сидит Анюта, глаз не сводит с медальных планок полустертых, с его лица, с него всего, почти воскресшего из мертвых». А тут новая радость: Анюта отправлена в родильный дом. Скоро у Степана будет ребенок, которого он очень ждет. Вот уже няни в белых халатах уводят Анюту. На крыльце она остановилась. Обернулась. Кивнула головой: все, мол, будет хорошо. И она ушла. Ушла, а он остался. Как столб стоит. Замер. Как во сне, боится пальцем шевельнуть: «Должна она еще в окне — ему так кажется — мелькнуть». Хочется ему еще раз взглянуть на свою любимую.

Возбужденный и радостный, он возвращается обратно. По пути домой встречает группу детишек. Они идут балкой в школу. И вдруг остановились. Сгрудились. Склонились над какой-то находкой.

Солдатский быстр и цепок взгляд:
Степан весь обмер, холодея,
Ни крикнуть, ни позвать не смея
К себе
Увлекшихся ребят.
Граната…
Он был так близко, что услышал
Зловещий и тупой щелчок.
И сердца яростный толчок
Швырнул Степана к ребятишкам.
Весь в холодеющем поту,
Одной лишь силе долга внемля,
Прижав гранату к животу,
Он кинулся ничком на землю…

Раздался взрыв, и перестало биться сердце мужественного человека. Солдата, прошедшего всю войну, сотни раз глядевшего смерти в глаза. Враги гибли от его силы и ловкости. А он всегда выходил победителем. И вот его нет. Он погиб, спасая «чужих» ребят, не увидев своего ребенка. Мужественный, смелый, благородный поступок! Так могут поступать только настоящие советские люди.

Мы подробно остановились на «Поэме о земном» неспроста. В этом произведении отчетливо виден сам автор: его позиция, манера письма, стиль, его любовь к родной земле, к богатой и неповторимой русской природе. А самое главное, герой поэмы сродни лирическому герою всех поэтических и прозаических книг Анатолия Землянского.

Внимательно изучая прозу Землянского, нельзя не заметить его, если так можно выразиться, тягу к психологизму, к глубокому психологическому анализу душевных движений персонажей. В поэзии же преобладают лирико-философские размышления. Любит он также живописать природу, восхищаться ее неповторимыми красотами. Все это, вместе взятое, создает социальный и лирико-пейзажный колорит, делает стихи содержательными и звонкими.

Любите же родную землю,
Пропитанную кровью павших воинов.
Смотрите на нее, трудом людским украшенную.
Впитывайте вид ее в волокна сердца,
В кровь и в мозг,
Как самую святую святость.
Как сгусток духа,
Несущего в себе
Готовым прорасти зерном —
Гражданский подвиг.

Гражданственность, боевитость и высокое литературное мастерство — вот то главное, что отличает творчество Анатолия Землянского. И не случайно, что его проза и поэзия находят добрые отзывы читателей и прессы.