Когда в моих руках оказался сборник с многозначительным и емким названием «Бессмертие», куда вошли произведения, созданные Четвериковым в годы блокады Ленинграда, речь, естественно, сразу же зашла о Великой Отечественной войне. В ту грозную пору писатель находился в осажденном городе и вместе со всеми его жителями переносил невзгоды тех лет. В нетопленой комнате, укутанный в разные одежды, он не прекращал писательскую работу.
Взгляд Бориса Дмитриевича становится каким-то тяжелым, исчезает четвериковская улыбка, и он, не дожидаясь моих вопросов, начинает тихо рассказывать, как все было…
— Когда началась война, меня в числе других писателей пригласили в Дом писателя. Там сидел военный. Разговор у нас произошел короткий и поначалу несколько странный: «Вы советский человек?» — «Да, конечно». — «Значит, не возражаете, если мы вас зачислим в народное ополчение?» — «Конечно». — «Ну, спасибо. Я так и ожидал. Завтра утром явитесь в помещение Павловских казарм на Марсовом поле…»
Так Четвериков был зачислен в 80-й истребительный батальон. Кроме него там оказались другие писатели, киноработники, журналисты. Началась боевая подготовка. Ездили в Стрельну, учились стрелять, маршировали по Марсову полю и пели «Катюшу»… Когда уже дело шло к отправке батальона в тылы противника, то писателей, киноработников и журналистов отчислили: пришло распоряжение использовать их по специальности.
Но Четвериков все-таки пошел в 42-ю армию и стал работать в штабе второго эшелона. Там Бориса Дмитриевича назначили заместителем начальника армвоенторга по хозяйственной части.
Четвериков ведал размещением военных столовых, добывал помещения для различных тыловых служб, словом, делал все, что надлежит делать начальнику АХЧ. Несколько раз ездил с различными поручениями за Ладожское озеро. Туда отвозили эвакуируемые семьи, оттуда привозили разные продукты. Ездил всегда с одним и тем же шофером — Ваней Шваковым. По отзывам Бориса Дмитриевича, он был чрезвычайно хладнокровный человек и отлично знал свою машину. Сколько раз они пересекали Ладожское озеро по знаменитой «дороге жизни» и всегда удачно уходили от бомбежек вражеской авиации…
Вскоре Четверикова отозвали из 42-й армии, и он стал выпускать фронтовую радиогазету. Сам написал для нее много стихотворений, рассказов.
— Я очень люблю среди этих вещей рассказ «Бессмертие» и новеллу «Сахар», — говорит Борис Дмитриевич. — Но как-то по-особенному меня волнует и радует моя солдатская побасенка «Ничего подобного». Она была в годы войны выпущена массовым тиражом, как солдатская листовка, и читали ее в окопах.
Для радиогазеты Четвериков написал серию фельетонов и инсценировок о Васе Теркине — как бы в развитие этого образа. Одна инсценировка была такого содержания.
Теркину поручили срочно достать «языка». Теркин благополучно сцапал немца и всю дорогу читал ему нотации. Вернувшись в свою часть, сдал немца и пошел отсыпаться. Вдруг вызывают снова. «Кого же ты привел? Ведь это глухонемой!» — «Как глухонемой? Да я же с ним всю дорогу разговаривал, политику ему объяснял…»
В военные годы Четвериков написал очень много. Это прежде всего стихотворения. Его «Махорочка» так и просится на музыку, на лихую, наполненную молодостью песню:
Таким же мажорным, песенным ладом звучит стихотворение «Полный ход»:
Совсем другое настроение в коротеньком стихотворении «Свастика»:
Эти стихотворения, так же как и другие стихи военных лет, включены в сборник «Страна задумчивых берез» (издательство «Советская Россия», 1967 год), прочитав который, читатель может убедиться, что известный прозаик Четвериков является и интересным поэтом.