На линии доктор Кулябкин

У каждого встречного Тошка спрашивает время. Опаздывать нельзя, иначе останешься голодным, — такой у папы принцип.

Несколько раз Тошка опаздывал, папа его вроде бы не замечал до самого ужина.

Папа никогда не бывает доволен тем, как мама воспитывает Тошку. Он ей об этом говорит постоянно. Папа только и делает, что перевоспитывает Тошку.

Назиданий папа не любит, он любит убеждение, поэтому по всякому поводу вступает с Тошкой в открытый спор.

Бывает, подойдет папа сзади, когда Тошка рисует, потянет к себе листок, разглядывает, покачивает головой, потом спросит будто бы невзначай:

— Что здесь, позвольте узнать, накарякано? Если дом, то отчего не соблюдены параметры? Забор равен по высоте деревьям. Река шириной с калитку. Пошли, Тоша, на улицу, поглядим своими глазами.

Тошка, конечно, на улицу выйдет, но как только рисовать начинает — история повторяется.

— Эх ты! — ругает его папа. — Одни люди на ошибках учатся, а ты одни ошибки делаешь.

Тошка молчит-молчит, а потом вдруг скажет:

— По-другому некрасиво выходит.

— Как?! — ахнет папа. — По-твоему, если забор больше дома — это красота?

Еще больше папу огорчает, что Тошка путает краски. Листья на деревьях черные, солнце красное. Папе досадна Тошкина слепота. Он глядит-глядит на странные эти художества, потом даст зеленый карандаш, скажет решительно:

— Траву нужно рисовать зеленым. Листья — зеленым. Море — синим.

Тошка не спорит. Возьмет у папы карандаш, но тут же ему наскучит рисование, он попросит разрешения и уйдет к Чуньке.

Особенно папа отчаивается из-за Тошкиного чтения. Мама его все сказками балует. Или какими-то фантазиями, вроде «Малыша и Карлсона». Этого «Карлсона» Тошка наизусть знает. Папа отберет книгу, уведет Тошку на вечернюю прогулку, старается утомлять его дальними переходами. По крайней мере после таких прогулок Тошка отменно спит.

Но при маме — это по субботам и воскресеньям — Тошка подолгу просиживает с книжкой. А когда нужно спать, он воображает себя Карлсоном, летит с ним и с Чунькой на крышу.

Один раз папа его спросил:

— Ты чего, Тошка, булькаешь?

А Тошка:

— Пропеллер завожу.

Папа пришел в ужас.

— Хватит, — сказал папа, — женского воспитания! Сын должен вырасти мужчиной, инженером, а не конфеткой-тянучкой.

От переживаний папа уходил поговорить с соседом. С чужими детьми, жаловался ему папа, все умеешь, а со своими что-то обязательно не получается.

И хотя папа к себе такие слова не относил, но расстраивался. Особенно стало ясно, что папа прав, после того, как Тошка несколько раз во сне плакал.

Мама шла будить Тошку.

— Сон у него тревожный, — объясняла она папе.

Папа угрюмо молчал.

— Ну чего тебе снится? — спрашивала ласково мама и гладила сына по голове.

И вдруг на мамин вопрос Тошка ответил четко и членораздельно:

— Чунька разбился. Моторчик отказал.

— Успокойся, — сразу же начала утешать его мама. — Чунька в будке. Спи. Утром вы в лес пойдете.

Она посидела немного рядом с Тошкой, а когда убедилась, что он спит, вернулась к себе.

Папа лежал все это время, раздумывая над словами сына.

— Какой нервный парень! — горько вздохнул папа. — Я уверен, пора бить тревогу. А дружба с бездомной собакой добром не кончится…

— Спи, — попросила его мама. — Никакой тревоги бить не нужно. Просто у нас впечатлительный мальчик.

— Твоими бы устами да мед пить, — сказал папа.

Мама уехала на работу, а папа сходил в магазин, приготовил обед и вышел на балкон, чтобы позвать Тошку.

Сын играл на дворе с Чунькой, падал на траву, а Чунька налетал на Тошку, вставал на него передними лапами как победитель. И лаял. Тошка смеялся и пытался подняться, а Чунька тыркал мордой ему в лицо.

«Кошмар!» — сказал себе папа.

— Нет, нет, — захлебываясь от смеха, кричал Тошка, — это не по правилам! Ой, щекотно! Ну чего ты плюешься, Чунька!..

Чунька переставлял лапы и снова тянулся к Тошке.

— Подхалим! — хохотал Тошка. — Подлиза! Глупая собака! Сколько будет дважды два?

Чунька весело лаял, а Тошка продолжал хохотать, лежа на спине.

— Нет, не два, а четыре! Не знаешь, не знаешь, глупая голова!

Папа пожал плечами, вернулся в комнату. Открыл последний Тошкин альбом, перелистал рисунки. Странно! Отобрал самые-самые, скатал в рулон, перевязал ниткой — набралось штук двадцать.

На дворе ничего не изменилось. Чунька стоял на Тошке, и теперь его грязное брюхо почти касалось лица сына.

Раздражение овладело папой, он сосчитал до десяти, как делал иногда на уроке, и очень спокойно позвал:

— Анатолий, обедать!

— Мы играем, — отозвался Тошка. Домой уходить не хотелось.

— Обедать, — строго повторил папа. — Потом едем в город!

Духота в городе стояла невообразимая. Папа ждал автобус возле дороги, а Тошка ближе к дому, и ему казалось, что камни на этой жаре дышат. Тошка приложился ладонью, потом ухом — действительно, дыхание было. Вдоха, правда, он не слышал, но выдох был продолжительный.

— Чего ты? — спросил папа.

— Да так, — схитрил Тошка.

Потом они ехали в автобусе. Тошка глядел в окно. В городе интереснее, чем на даче. Разнообразнее.