На линии доктор Кулябкин

Он все же прошел за ширму взглянуть «аппендицит», оставленный для наблюдения, решил: «Спешить не стоит. Лучше оперировать утром».

Постель в ординаторской разбирать не хотелось. Сбросил туфли, улегся поверх одеяла, закинул руки за голову. Работал бы на оклад. — все нормально. Так семья внезапно прибавилась. Черт дернул Севку жениться в девятнадцать лет. И что ему, дураку, не гулялось?! Дал себя охомутать, привел девочку без специальности, старше себя, без жилья, да еще с трехлетним ребенком. Не гнать же их в общежитие. Значит, опять все на нас с Натальей.

И главное, только наладилось — квартиру построили, жить по-людски стали, — как снова начались коммунальная кухня, мальчишка катается по комнате на велосипеде, бибикает, а папа Сева — сам едва с ночного горшка сполз — качает права, требует уважения. Впрочем, старший сын — это еще не все беды, хлопот хватает и с младшим. Репертуар у второго неожиданнее.

Теперь для Евгения Даниловича стало привычкой приходя с работы спрашивать: в школу не вызывают? И если не вызывают — удивляться: что такое?! Не мог его Вовка не нахватать двоек, не расколотить стекло, не толкнуть случайно директора в коридоре. А недавно они с приятелем умудрились спихнуть бюст Мичурина, который простоял на своем месте лет тридцать и так слился со школьным интерьером, что все уже забыли, что он гипсовый. Пришлось платить, хорошо еще, по старой описи.

В дверь постучали, и сразу же послышались торопливые удаляющиеся шаги. Привезли больного. Нужно вставать.

Он вернулся в приемный. Дуся спала, положив голову на сложенные руки, и Евгений Данилович пожалел сестричку, вытянул из-под ее локтя историю болезни.

Было семь утра, оставался пустяк до пересменка — по воскресеньям следующая бригада старается прийти чуть пораньше, отпустить субботних.

Евгений Данилович постоял немного, представил домашнюю свою постель, душ, чистые простыни — ах, как легко отлетает усталая душа в утреннем сне! — и пошел в смотровую.

Больной лежал на носилках, закутанный с головой в одеяло, а около него стояли фельдшера «скорой», ждали приказа, куда перекладывать.

— Чего привезли? — спросил Евгений Данилович.

— Острый живот. Под вопросом.

— Конечно, — буркнул Евгений Данилович. — Вопрос больше живота.

— Мы — транспорт, — огрызнулся фельдшер. — Наше дело везти…

Разговаривать не имело смысла, и Евгений Данилович показал на свободный топчан — туда, мол, и перекладывать.

Фельдшера подняли носилки и скатили больного на сторону, так, как ссыпают песок строительные рабочие. Одеяло размоталось, обнажились худые ноги, больной сдержанно покряхтел.

— Осторожнее! — возмутился Евгений Данилович, а сам с огорчением подумал: «Мужчину привезли. Куда класть? Мест совсем не осталось…»

Присел на край топчана, спросил, на что жалобы.

— На многое… — попытался острить больной. — На «скорую помощь», на врачей…

И такой тип людей Евгений Данилович хорошо знал. Главное, не реагировать на пустяковое — пропустишь болезнь. Самолюбие и обида для некоторых сильнее колики. Он положил руку на живот, надавил.

— Ой! — вскрикнул больной. — Осторожнее, Сюся!

Евгений Данилович вздрогнул и перевел взгляд — ему страдальчески улыбался Петька Козлов, Козел, одноклассник и школьный друг.

Впрочем, дружили они только в пятом: он, Женька Сутеев, тогда отчего-то Сюся, Козел и Полено, куда-то пропавший потом Витька Чурбанов. После пятого Сюся с Козлом разошлись, школьные компании обычно перетасовывались, и Козел по каким-то своим соображениям стал предпочитать улицу, расхаживал с парнями старше себя, задирал девчонок да попугивал старичков. И все же пять лет в одном классе кое-чего стоили.

— Петька?! Козел?! — тихо воскликнул Евгений Данилович.

— Я, Сюся, я… — Смех был короткий. Плоский, без жиринки, живот колыхнулся, причинив Козлову острую боль.

Козел изменился в лице, невольно положил руку на правую сторону.

— Черт! — выругался он. — Смеяться трудно…

Евгений Данилович уловил движение цепким глазом. Он заговорил сразу о чем-то пустяковом, а сам осторожными, кошачьими пассами стал подбираться к болевой точке. Петька доверчиво улыбался.

И вдруг Евгений Данилович отдернул руку — боль ударила куда-то вверх и Петька неожиданно вскрикнул.

— Тихо ты! — вытер выступившие слезы и, охая, виновато заулыбался Петька. — Резать, что ли?

— Разрежем, пожалуй, — не скрыл Евгений Данилович. — Уберем желчный пузырь.

— Строитель без желчи — нуль, — снова попытался острить Петька. — Как же мне показывать свой характер начальству…

Евгений Данилович оставался серьезным — операция предстояла нелегкая.

— Лежи, Петя, спокойно, — попросил он. — Делай теперь только то, что я тебе буду приказывать…

С работы Евгений Данилович ушел около двух, не мог сразу оставить Петьку. Вот и получилось: сутки да рабочий день.

Новая смена — молодые хирурги — носились мимо, шутили, готовились к операциям, а он думал: «Ничего. И на них скажется. Усталость никого не щадит…»

В автобусе Евгений Данилович заснул, проснулся на собственной остановке и бросился к выходу.