На Лене-реке

На рынке было безлюдно. Только какой-то замшелый старичок, укрепив над головой зонт для защиты от палящих лучей солнца, сидел на корточках перед разложенным на дерюге нехитрым товаром. Тут были различные металлические изделия: замки, дверные ручки, шарниры, кучки гвоздей и шурупов, обрывки цепочек — все старое, ржавое и никуда не пригодное. Наименее ржавой и, по-видимому, наиболее ценной вещью было слегка помятое велосипедное колесо.

— Продаешь, папаша? — спросил Федька, показывая на колесо.

— Я продаю, да ты не купишь, — ворчливо ответил старик, подозрительно глядя на Федьку и пытаясь угадать, что именно из его сокровищ намерен похитить этот покупатель.

От жары Федьку так разморило, что лень было даже огрызнуться. Он вышел в противоположные ворота и направился на зеленной рынок.

Там тоже не было большого оживления. В одном конце крытого прилавка толстая багроволицая женщина продавала молоко, а несколько поодаль два пожилых китайца в синих хлопчатобумажных куртках торговали зеленым луком, укропом и малосольными огурцами.

Больше смотреть было нечего и не на кого. «Поздно пришел», — подумал Федька и с огорчением повернул обратно.

Где-то высоко в небе слышалось гудение мотора. Запрокинув голову, Федька старался разглядеть самолет.

Вдруг чья-то рука нахлобучила ему кепку с затылка на лоб. С гневным восклицанием Федька обернулся к обидчику. Перед ним стоял спутник по прежним скитаниям Ванька Носов, за худобу и высокий рост получивший прозвище «Оглобля».

Он был старше Федьки и в прошлом ему покровительствовал.

— Оглобля! — обрадованно воскликнул Федька.

— Жив, Меченый! — ответил тот.

Приятели разговорились.

— Давно в Приленске? — спросил Федька.

— Второй месяц.

— А живешь где?

— Днем на улице. Ночую у Пахомыча. Помнишь старика?

Федька кивнул.

— А ты?

— Я на заводе работаю.

— Тю-у-у, — протянул Ванька, — сознательный стал, рабочий класс.

— А что, — не совсем уверенно возразил Федька, — так лучше. Вот и ты бы…

— Что-о? — еще презрительнее протянул Носов. — Была нужда. Работа дураков любит. От нее лошади дохнут.

— Работа не тяжелая, — начал оправдываться Федька, — и специальность можно получить.

— Самая хорошая специальность знаешь какая? — Ванька пристально посмотрел на смутившегося приятеля. — Чтобы не работать и деньги в кармане. Понятно? На каком заводе работаешь?

— На кожевенном.

— Кожи мнешь?

— Нет, я в обувном цехе. Туфли шью… учусь шить.

— Туфли, говоришь? — заинтересовался Носов. — Порядок… Вот что Меченый! Мне твоя специальность начинает нравиться. Тут можно дельце обмозговать. Пойдем-ка потолкуем, — закончил Оглобля и, лениво шаркая по пыли ногами, направился в сторону от рынка.

Федька пошел за ним.

2

В начале августа приленское солнце особенно беспощадно. В это трудное лето дождей выпадало меньше обычного, и чрезмерная сухость воздуха усиливала и без того тягостный зной.

Андрей только что вернулся из военкомата и сидел один в кабинете в глубоком раздумье.

Он давно ожидал этого, и все же, когда военком сообщил о предстоящем сокращении числа бронированных, назвал цифру и показал список работников завода, подлежащих призыву, Андрей растерялся.

— Товарищ майор! — воскликнул он каким-то странным, поразившим ею самого голосом. — Ну как же это… Я понимаю, конечно, — попытался оправдаться он под укоризненным взглядом военкома, — но вот вы сами посмотрите, ведь план тоже нужно выполнять? — и Перов протянул майору бланк телеграммы. Это было полученное вчера, уже второе, задание по увеличению выпуска обуви.

— Конечно, нужно, — добродушно ответил майор, возвращая телеграмму.

Но взволнованному Андрею тон его показался пренебрежительным.

— Нужно! А с кем же я буду теперь это выполнять?

Андрей, конечно, понимал, что спокойный пожилой майор, так терпеливо относящийся сейчас к его никчемной горячности, ничего не в силах здесь изменить, больше того, он понимал, что это действительно неизбежно и необходимо, и все же возбуждение, вызванное в нем тревогой за его дело, заставляло его почти негодовать на военкома.

Майор его вполне понял. И, несмотря на крайнюю усталость — ночь он не спал, отправляя очередной пароход, а сегодня утром это был уже не первый подобный разговор, — он все же нашел в себе силы, чтобы мягко ответить на резкий вопрос Перова:

— Голубчик! Ведь вчера Смоленск оставили. А вы?..

Андрею стало очень стыдно.

— Извините, товарищ майор, — сказал он, вставая. — Все понятно. Я не прав.

Да, он был не прав. Там, на фронте, люди были нужны… Но и здесь они были нужны, очень нужны.

Людей не хватало.

На пристани, на рынках, около кинотеатров и в прочих людных местах заводоуправление вывесило щиты с объявлениями о наборе рабочих и служащих.

Но, увы! Подобных щитов везде висело много — голод в рабочей силе испытывали все предприятия города, а людей, ничем не занятых, нуждающихся в работе, было очень и очень мало.