На Лене-реке

Дети уже давно спали. Давно уже опустела бутылка, а Василий все рассказывал. И слушая его, и Андрей и Таня вспоминали скупые сводки Информбюро, волнующие сообщения «В последний час», торжественные приказы Верховного Главнокомандующего.

Большой и трудный путь прошел Василий. После тяжелого ранения под Воронежем долго лежал он в госпитале. Был при смерти, но выжил на удивление врачам. Успел вернуться в полк за неделю до Орловско-Курской битвы. Форсировал Днепр, освобождал Киев. Закончил войну в Праге.

— Наш корпус последним отвоевался. К началу я немного запоздал, — усмехнулся Василий, — но зато воевал до последнего дня, можно сказать, часа… А вот друг мой самый близкий… Саша Горлов, тоже сибиряк, шахтер черемховский… в последнем бою погиб. Часу ему и не хватило…

Василий помолчал, охваченный воспоминаниями.

— В тот же день, еще не похоронили его, письмо пришло ему. Мне передали — ответ написать. От невесты письмо. Невеста у него была, тоже в армии служила. Крепко любил он ее, много мне о ней рассказывал. Тоже сибирячка. Ольгой звали…

Андрей вздрогнул и, стараясь не встретиться глазами с Таней, спросил Василия:

— А фамилию ее… помните?

— Не было фамилии в письме… и адреса тоже. Он-то ведь знал, к чему было ей писать. Так и не ответил я на это письмо…

— Многие не вернулись, — вздохнула Таня.

Андрей взглянул на нее и вспомнил, как провожали они в армию Василия. Вспомнил пристань, заполненную людьми, белый пароход, прижавшийся к самому дебаркадеру. Вспомнил высокого, плотного, напыщенного Петухова, Петляева, стоявшего в самом хвосте колонны с озабоченным видом… Их он уже никогда не увидит… Вспомнил и других, ушедших из дружной заводской семьи… Хорошего товарища, друга, лучшего своего помощника Александра Тихоновича Лугового, замечательного умельца Кузьму Никитича… Эти живы. Война пощадила их… но тоже не вернутся. В другие места, далеко от Приленска, послала их партия…

— А Седельников так и ушел от фронта? — спросил Василий.

— Седельников? — нахмурился Андрей. — Вот уж этого подлеца и вспоминать не хотелось. Это была примечательная семейка, батя его раскрылся в самом начале войны.

— Это я знаю, Татьяна рассказывала. А вот Михаил куда исчез?

— Трудно сказать. Работал он в Северном порту. Когда Артемия арестовали, Чебутыркин рассказал мне, кто испортил сто двадцать восьмую партию.

— Кто же? — с интересом спросил Василий. — Эту историю я хорошо помню. Много шуму было. Ты мне про это ничего не рассказывала, — обернулся он к жене.

— Сама первый раз слышу, — удивилась Таня.

— Верно, — подтвердил Андрей. — Кроме меня, никто на заводе об этом признании Чебутыркина не знает. Кожи испортил Мишка Седельников.

— И вы промолчали! — воскликнула Таня.

— Нет, почему же, — улыбнулся Андрей. — Куда следует сообщил. Михаила стали разыскивать, но не нашли. Он еще до этого скрылся из Северного порта.

— Да, семейка! — Василий поморщился, — И вспоминать о такой нечисти неохота. Падаль!..

— Ну, мужики, заболталась я с вами, — спохватилась Таня. — Можно чай подавать или?.. — она взглянула на мужа.

— Еще по одной? — спросил Василий и потянулся к непочатой бутылке.

— Нет, нет, — замахал руками Андрей. — У меня завтра день рабочий.

— Ну, — развел руками Василий, — потчевать можно, неволить грех. Давай чайку, Танюша, погорячее да покрепче.

Глава четвертая

1

Увидеть Москву — всегда, с детских лет, было заветной мечтой Саргыланы. Только мечта эта казалась ей почти неосуществимой. Ну кто и зачем повезет в Москву — столицу мира — маленькую, никому не известную якутскую девочку? Саргылана с жадным вниманием слушала рассказы о Москве, и побывавшие там — а в далеком северном колхозе таких нашлось всего двое — были в глазах ее людьми особенными, необыкновенными. Саргылана перечитала о Москве все, что только можно было достать в колхозной избе-читальне, вырезала из «Пионерской правды» и хранила снимки Москвы. Переезжая в Приленск, Саргылана невольно подумала, что теперь она будет жить ближе к Москве… Но все-таки очень далеко.

И вот совершенно неожиданно, как северное сияние, внезапно вспыхнувшее над головой, ее озарило огромное счастье.

Все, что происходило в этот счастливый день, все, до мельчайших подробностей, запомнилось Саргылане.

Проснулась Саргылана раньше обычного. Комната была полна солнечного света — в конце апреля в Приленске очень много солнца. Саргылана раскрыла глаза и, слегка щурясь от яркого света, тихо, радостно засмеялась. Она чувствовала, что вся наполнена какой-то особой, чистой, прозрачной радостью. Отчего? Трудно было это объяснить.