На красном дворе

Коснячко внимательно слушал Вышату.

- Не дружины и рук у нас нет, - сказал он, подумав, - а ума... Разве люди не видят этого? Правду говорит пословица: горе голове без ума, но горе и рукам без головы!

Разговор их продолжался недолго. Было уже поздно, и Вышата, откланявшись, уехал домой, а воевода пошел в опочивальню отдохнуть, так как решил с рассветом отправиться на княжеский двор к Изяславу, чтобы рассказать о той опасности, которой он подвергался, и посоветовать, как ее предотвратить. Он хорошо знал характер киевлян и предвидел печальные последствия ночного веча.

Едва занялась утренняя заря, воевода был уже на ногах, приказал оседлать коня и поехал к князю.

Тем временем на Подоле все кипело как в котле: народ продолжал галдеть и уже начинал собираться толпами, чтобы идти на Гору.

Настало утро, солнце уже давно взошло, а воевода все еще не возвращался, и напрасно Людомира поджидала его на террасе... Толпы людей росли, народ сходился со всех сторон; на дороге, ведшей к воротам воеводы, появились конные. Все галдели и кричали, измышляя всякую всячину на князя и дружину. В воздухе пахло бурей. Воевода все еще не возвращался; Люда продолжала сидеть на террасе, поджидая отца.

У ворот раздался топот лошади.

"Верно, отец", - подумала Людомира, вставая с лавки и готовясь идти навстречу.

В тот же момент калитка отворилась, и в нее вошел Иван Вышата.

Он был бледен и взволнован.

- Где отец? - спросил он тревожно, встречаясь глазами с Людомирою.

- Уехал на княжий двор еще засветло и вот не вернулся, - отвечала она. - Я с нетерпением жду его.

- Скверно! - невольно вырвалось у Вышаты, забывшего, что он может напугать девушку.

Людомира смотрела на него своими голубыми глазами, в которых стояли слезы, как бы спрашивая, в чем он видит это зло.

Вышата, по-видимому, понял ее немой вопрос и беспокойство и объяснил:

- Народ с веча на Гору двинулся.

Однако Людомира еще не понимала, в чем заключается опасность, и ее только встревожила скрытность Вышаты. Она взглянула на него ласковым взглядом и, помолчав, спросила:

- Что же может приключиться с отцом?

Но Вышата, как бы не слыша ее, продолжал:

- Я хотел его предупредить, чтобы он собрал дружину и не пускал людей на Гору.

- Разыщи его... поезжай за ним на княжий двор! - испуганно воскликнула Люда.

Заметив ее испуг, Вышата хотел поправить положение. Ему стало жаль бедной девушки, и он ласково произнес:

- Успокойся, мое солнышко... Еще ничего не случилось!

Но девушка уже не слушала его:

- Скорее поезжай, отыщи отца, скажи ему, что случилось.

Вышата стоял как вкопанный, смотря на Людомиру; ему хотелось говорить, но он не мог.

- Поезжай же, поезжай, - прибавила она, - нужно предупредить отца...

Молодой тысяцкий приподнял шапку, поклонился и ушел. Быстро сел на коня и в карьер помчался на княжеский двор.

Не прошло и получаса после отъезда Вышаты, как дорога из Кожемяк в Княжеский конец начала оживляться; конные и пешие толпы увеличивались, занимая площадь между Кожемяцкими воротами и хоромами воеводы.

Испуганная этим обстоятельством, Людомира приказала запереть ворота.

Видно было, что народ с умыслом останавливался перед домом Коснячко, потому что с каждою минутою все громче произносилось его имя.

Вскоре кто-то подошел к оконцу в частоколе воеводы и начал громко кричать:

- Эй!.. Вы... Отоприте ворота!..

- Позовите сюда воеводу - заячью шкурку!.. - крикнул другой. - Пусть идет на совет... Народ просит его.

- Пусть даст нам коней и мечи, и мы сами прогоним половцев!

- И без дружины обойдемся!

Толпа росла, шум увеличивался.

Людомира в испуге послала отрока к окошечку в частоколе и велела сказать, что воевода уехал на княжий двор.

- Неправда! - крикнули за воротами. - Мы видели, как отсюда выходил тысяцкий Берестова. Значит, воевода дома!

- Вышата не застал воеводы, - отвечал отрок из окошечка.

- В таком разе мы найдем его... Если он воевода, так пусть ведет рать на половцев, а не сидит дома, словно заяц в лесу.

Волна народа приближалась и становилась опасной.

- Пойдем к князю! - послышались голоса.

- Пойдем!

- Нам не таких надо князей, которые пируют на наши куны... Мы найдем таких, которые будут отстаивать нашу жизнь и добро в открытом бою...

Неисчислимая масса пешего и конного народа все увеличивалась, волновалась и шумела.

Но вдруг из толпы выехал всадник и, махая собольей шапкой над головою, закричал:

- Братцы, други милые, давайте разделимся! Пусть одна половина идет на княжий двор и требует от князя коней и мечи, а другая пойдет к темнице, в которой заперт князь Всеслав... Если Изяслав не хочет княжить над нами, то мы освободим Всеслава и посадим его на княжий стол. Пусть княжит и защищает нас!

Речь эта, по-видимому, понравилась народу, так как, словно по мановению жезла, толпа разделилась на две половины. Одна половина двинулась за двор Брячислава через мост и ворота Святой Софии к Княжескому концу, а другая поворотила назад и отправилась к месту заключения князя Всеслава.