На краю света

— Ну, что, кончили? — наконец говорит он. — Мой батька сказал бы: «Що будэ, то будэ, а музыка грай». — Он расстегивает форменный морской китель, достает из бокового кармана сложенную вчетверо бумажку, передает ее мне. — Читай, Сергей, — говорит он и закуривает папиросу.

Сразу становится тихо. Я встаю, развертываю бумагу и громко читаю:

ПРИКАЗ № 1

по научно-исследовательской базе на Земле Франца-Иосифа.

10 октября 1933 года. Бухта Тихая.

§ 1.

Объявляю распорядок дня на советской научно-исследовательской базе в бухте Тихой Земли Франца-Иосифа: подъем в 8 часов, завтрак в 8 часов 30 минут, обед в 14 часов, ужин в 20 часов, отбой в 24 часа. После отбоя всякий шум должен быть прекращен и выключен свет.

§ 2.

Приказываю раз в 10 дней производить топку бани и мытье всего личного состава научно-исследовательской базы. Очередность топки бани всеми без исключения зимовщиками будет объявлена дополнительно.

§ 3.

Для поддержания на должной высоте необходимых санитарно-бытовых условий, для контроля над приготовлением пищи и для организации досуга зимовщиков назначаю культурно-бытовую комиссию в составе тт. метеоролога Безбородова, старшего геофизика Стучинского и плотника Сморжа.

§ 4.

С сего числа и впредь до окончания уборки всех матерьялов и скоропортящихся продуктов объявляю авральные работы. На время аврала необходимые научные работы и наблюдения ведут только старший метеоролог т. Ромашников и магнитологи по очереди. Полностью научные работы обсерватории развернуть по окончании аврала.

§ 5.

Всякие отлучки зимовщиков с территории базы производятся только по моему, каждый раз особому, разрешению.

Начальник научно-исследовательской базы на Земле Франца-Иосифа:

Доктор Руденко.

— Понятно? — спрашивает Наумыч. — Ну, кончайте, значит, курить и за работу. Каюры пока пускай помогают Иваненко таскать лед и снег для кухни. А все остальные на улицу.

Наумыч собирает со стола свои записочки, укладывает в жестяную коробку папиросы, допивает чай.

— Поработаем, ребята, как следует, а потом можно и чарку, таку, щоб собака нэ перескочила, — говорит он. — До полярной ночи все надо убрать в склады и в дома.

— Успеем, — спокойно говорит Желтобрюх. — До полярной-то ночи еще глаза вытаращишь. Только приехали.

— А ты знаешь, когда полярная ночь?

— Ну, когда? Ну, не знаю. Наверное, в декабре, или когда там ей полагается? Не завтра же.

— Михаил Николаич, — говорит Наумьгч, обращаясь к Лызлову, — вы ведь у нас заведуете солнцем, — скажите-ка Боре, когда у нас полярная ночь полагается.

Лызлов неторопливо встает из-за стола, оправляет рубаху и медленно выходит из комнаты. Он возвращается с толстой книгой и какими-то бумажками в руках. Молча он роется в книге, просматривает бумажечки с вычислениями и, чуть пришепетывая, говорит, глядя на Наумыча сквозь маленькие стеклышки очков в жестяной оправе:

— Вот тут я уже подсчитал, пользуясь астрономическим ежегодником, как у нас будет убывать день. Можно прочесть цифры?

— Можно, можно, читайте, — говорит Наумыч.

— 12 октября день продолжается 6 часов 38 минут.

13 октября — уже на 24 минуты короче — 6 часов 14 минут,

14 октября — день 5 часов 48 минут,

15 октября — 5 часов 22 минуты,

16-го — на 28 минут короче, уже только 4 часа 54 минуты,

17-го на полчаса короче — 4 часа 24 минуты,

18-го—3 часа 50 минут,

19-го — 3 часа 10 минут,

20-го — 2 часа 20 минут,

21-го день будет продолжаться только 52 минуты.

22-го октября день равен нулю. Солнце в этот день уже не взойдет.

Лызлов аккуратно закрыл книжку и сел.

Несколько секунд в кают-компании была тишина.

— Вот те раз, — растерянно сказал Желтобрюх.

Наумыч осмотрел кают-компанию.

— Ну, что? Слыхал? Двенадцать дней осталось!

И снова поднялся крик и гам:

— Да кто же ее знал, что она так скоро!

— Это же просто свинство привозить людей за две недели до ночи!

Я пошептался со Стучинским и Сморжом.

— Платон Наумыч, — сказал я, — у культурно-бытовой комиссии есть к вам просьба.

— Ну, ну, давай.

— Сейчас уже одиннадцать часов дня. Пока суть да дело — полдня уже потеряно. Может, разрешите зимовщикам сегодня своим жилищем заняться? А то ведь прямо как на войне живем. Ни переодеться, ни умыться, ни отдохнуть, как следует. А уж завтра, сразу после подъема, можно бы и за работу по-настоящему взяться.

Девятнадцать пар глаз смотрели на Наумыча с надеждой и ожиданием. Он звонко хлопнул по столу огромной рукой.

— Ладно. Жертвую одним днем. Только имейте в виду: 21-го октября все должно быть кончено. Есть?

— Есть, Наумыч! Будет кончено!

— Пошли, ребята, устраиваться!

— По домам!

Так начался первый день зимовки.

У меня есть старенькая географическая карта. На этой карте разноцветными карандашами я вычерчиваю все маршруты своих поездок, путешествий, экспедиций.