— Григорий Афанасич, — сказал Наумыч, — ты понимаешь сам, что события всех этих дней не могут остаться тайной и что по возвращении на Большую Землю нам всем придется держать за это дело ответ.
— Ну, что ж, и ответим, — запальчиво сказал Шорохов.
— Да, ответим. А сейчас я считаю нужным записать целый ряд фактов и восстановить все обстоятельства этого злосчастного полета. Мы будем вести протокол, который ты потом прочтешь и подпишешь. Если у тебя будут какие-нибудь дополнительные сообщения или возражения, или особые мнения, то ты сможешь потом в протоколе все это записать. Не возражаешь против такого порядка?
Шорохов пожал плечами.
— Нет, не возражаю…
— Отлично. Значит, начнем.
Я пододвинул к себе чернильницу, расчистил на столе место и быстро, как только мог, принялся записывать.
Руденко. Считаете ли вы себя в состоянии отвечать на вопросы, которые вам будут предложены?
Шорохов. Да, я отдохнул и свободно могу разговаривать.
Руденко. Когда вы приняли решение подниматься на три тысячи метров — еще на земле, до начала полета, или уже в воздухе?
Шорохов. Я решил, что полечу до потолка, еще на земле.
Руденко. На земле?
Шорохов. Да.
Руденко. Сообщили ли вы об этом решении начальнику базы?
Шорохов. Нет, не сообщил. Я не считал нужным это делать.
Руденко. Почему вы предприняли полет на три тысячи метров, не имея на борту самолета ни запасов продовольствия ни карты и будучи очень легко одеты для высотного полета в арктических условиях?
Шорохов. Я считал все это излишним. Это был обычный полет над аэродромом. В такие полеты можно и не брать с собой запасов продовольствия. А о карте я скажу потом.
Руденко. Еще один предварительный вопрос. Ознакомили ли вы начальника зимовки и врача с заключением психотехнической и медицинской комиссии, записанным в вашем лётном свидетельстве?
Шорохов. Нет, не знакомил. Это излишнее дело.
Руденко. Теперь расскажите, пожалуйста, все обстоятельства вашего полета 17 февраля вплоть до возвращения на зимовку 21 февраля.
Шорохов. Пожалуйста. Когда я поднялся метров до восьмисот, до тысячи, самолет стал попадать в облака. Но, выходя из облаков, я каждый раз отчетливо видел внизу и остров, и бухту, и зимовку и нисколько не беспокоился насчет посадки. Залетев почти до потолка, я вдруг заметил, что все подо мной скрыто не то облаками, не то туманом, — земли совершенно не видно. Я начал снижаться. На высоте примерно полутора тысяч метров самолет попал в снежную бурю, из которой сразу же мне удалось вырваться, спускаясь все ниже и ниже. Тут я увидел, что на земле туман и бухту мне не найти. Над туманом возвышался только купол какого-то ледника, все же остальное вокруг было словно затоплено туманом. Я решил сесть на этот купол. Но при посадке левая лыжа самолета наскочила на заструг, — самолет перекосило, правая плоскость ударилась о снег, и самолет пошел на свечу. Порывом ветра машину опрокинуло на капот.
Соболев. Откуда дул ветер, не можете сказать?
Шорохов. Идя на посадку, я ошибся в направлении ветра и садился не в лоб против ветра, а под углом к нему.
Руденко. Поэтому самолет и опрокинулся?
Шорохов. Самолет опрокинулся потому, что левая лыжа наскочила на заструг. Ветер тоже сыграл тут свою роль. Если бы я садился правильно против ветра, — может быть, капота и не было бы. Прежде чем машина опрокинулась, я успел остановить мотор и выскочить из кабины. Дул очень сильный ветер. Первым делом я вынул карту и попытался ориентироваться.
Руденко. Разве у вас была с собой карта архипелага?
Шорохов. Была.
Руденко. А какая же карта находится в самолетном ящике, в ангаре?
Шорохов. Это какая-нибудь другая карта. Надо спросить борт-механика.
Руденко. Ваш борт-механик уже заявил, что это и есть ваша лётная карта и что вы, таким образом, летали без карты. Вы принесли с собой карту, о которой говорите?
Шорохов. Нет. Когда я развернул ее, чтобы попробовать ориентироваться, порыв ветра вырвал ее у меня из рук и унес. Я не побежал за ней, боясь заплутаться на леднике в тумане.
Руденко. Значит, вы спокойно дали ветру унести свою карту, сознавая, что тем самым падают ваши шансы на спасение? Ведь вы даже еще не успели определить, где именно вы находитесь.